– Где я? – со стоном произнес я, принимая сидячее положение.
– У меня, – ответил Билл. – Ты проспал двое суток. Я боялся, что ты уже никогда не проснешься.
– Пещера… – сказал я, припоминая свои подземные приключения.
– Что?
– Пещера. Платформа. Я был… – Я нагнулся и оглядел свои пятки, ожидая увидеть следы ожогов, но ничего не обнаружил. – Где меня нашли? – спросил я, шевеля пальцами ног.
Билл нахмурился:
– Ты находился здесь и спал.
– Да не два дня назад. Я катался на велике.
Билл пожал плечами:
– Когда я вернулся, ты был здесь, спал мертвым сном.
– Этого не может быть. Пещера. Жрецы. Они взяли у меня кровь. Сказали…
– Тебе это приснилось, – ухмыльнулся Билл.
– Нет, все так и было. Я находился…
– Ладно, – кивнул Билл. – Ты ездил на велике по пещере. Я тебе верю. Теперь как, ты собираешься подняться или хочешь еще покататься на велосипеде?
– Потом, – пробормотал я и тряхнул головой, пытаясь вспомнить подробности. – Жутко есть хочу. Я бы позавтракал, а затем… – Я запнулся, увидев свой костюм на двери. – Это еще зачем?
Билл сжал мое плечо:
– Сегодня четверг.
Я недоуменно нахмурился, и он печально добавил:
– Сегодня похороны Эллен.
21
Похороны оказались настоящим кошмаром. Мать Эллен, энергичная, сильная женщина, справлялась со всем, что жизнь ей преподносила. Её первый ребенок внезапно умер во сне на первом году жизни, и она сумела с этим смириться. Рак забрал у нее мужа в начале брака – она и с этим справилась. Но смерть Эллен ее надломила. Она впала в истерику. Рыдала на протяжении всей заупокойной службы, завывала, как профессиональная плакальщица, колотила себя кулаками по бедрам.
Эллен похоронили на Глейд-хилл, ухоженном кладбище, расположенном над городом, как птичье гнездо. Погребение там стоит возмутительно дорого – почти все, кого я знал, предпочитали кремацию, – но Эллен боялась огня и часто выражала желание покоиться в земле после смерти.
Никто из ее родных не знал о Ник Хорняк и о том, что Эллен мертва, потому что я втянул ее в свой грязный маленький мирок. За это я должен был быть ей благодарен, иначе не мог бы присутствовать на похоронах. Но моей совести было не легче от того, что меня никто не обвинял. Пожалуй, от этого было еще тяжелее. Я стоял в окружении скорбящих людей, со вздохами и печальным пожатием плеч принимал соболезнования. Лицемер. Виновный.
Похороны закончились, и машины стали выезжать на дорогу. Я предпочел бы остаться у могилы, но еще предстоял поминальный обед.
Пока я оглядывался в поисках кого-нибудь, кто бы мог подвезти меня – на кладбище меня привез Билл, но он держался в стороне и уехал раньше других, – на парковку перед воротами кладбища въехали один за другим пять черных «кадиллаков». Из средней машины показалась высокая тощая фигура. Я присмотрелся, желая убедиться, что мне не померещилось.
Так и есть, Кардинал.
Он подышал на сложенные ладони, затем кивнул мне и уселся на сиденье лимузина. Я двинулся к выходу.
Встав у открытой двери машины, я смотрел на Кардинала, который потирал руки, глядя в боковое стекло.
– Садись! – наконец рявкнул он. – Ненавижу сборища. – Я молча сел рядом. – Куда-нибудь подвезти?
– Вы знаете, где состоятся поминки?
Он кивнул, и водитель передал указание другим машинам. Кардинал молчал, пока мы спускались с холма и двигались в тени унылых серых зданий.
– Город выглядит привлекательнее с пятнадцатого этажа Дворца, – сказал он, морща нос. – Я уж и забыл, насколько все мерзко при ближайшем рассмотрении. – Открыв мини-холодильник, он достал оттуда две бутылки минеральной воды. – Если нужно путешествовать, то только так, с комфортом.
– Что вы здесь забыли? – спросил я, решив покончить с пустой болтовней.
– Ты не пришел ко мне. Я хотел проверить, все ли хорошо между нами.
– Только что опустили в могилу мою бывшую жену. Что же может быть хорошего?
– Я сказал
