– Извини. Мне надо поговорить с этими людьми. Не возражаешь?
Жена махнула рукой, показывая, чтобы он продолжал говорить.
– Уверена? Я могу попросить их перезвонить позже.
Она мотнула головой и дала знак, чтобы он не прерывал беседу. Халифа почувствовал себя неловко, понимал, что лучше бы отложить разговор. Но понадеялся, что дело не отнимет много времени. И к тому же ему действительно хотелось разузнать все, что можно, о золотоносном руднике. Он тронул руку жены, шепотом пообещал, что управится быстро, и, отвернувшись, ввел брата и сестру Райсули в курс дела. Об убийстве, конечно, умолчал. Рассказал только о том, что касалось Самюэла Пинскера. Когда речь зашла о письме Говарда, кто-то из Райсули охнул, кто-то присвистнул. Халифа не взялся бы определить, кто именно.
– Слухи-то ходили давно, что эту шахту кто-то нашел, – сказала Сальма. – Но я им не верила. А о Пинскере вообще не слышала.
– Но о лабиринте слышали?
– Конечно. Это одна из немногих золотоносных шахт, которую нарекли именем, а не просто называли общим термином «биа».
– Древнее слово, означающее «шахта», – вставил брат.
Помехи окончательно исчезли, и слышимость стала кристально чистой. Не верилось, что разговор идет с людьми, находящимися посреди пустыни.
– Но эта шахта на самом деле существует? – спросил Халифа.
– Вне всякого сомнения, – ответила Сальма. – Все греческие историки о ней упоминали, хотя писали на пять сотен лет позднее…
– Скорее на тысячу, если вспомнить Диодора, – поправил ее брат.
– Но существуют несколько ранних свидетельств, включая пару надписей, которые мы сами открыли.
Дигби Гирлинг упоминал о чем-то в этом роде. Халифа покосился на Зенаб – она сидела, сложив руки на коленях, и смотрела на гуляющих в саду развлечений на другой стороне улицы. Он попросил побольше рассказать о надписях.
– Одна – наскальная – в дальнем конце вади Эль-Шахаб.
– Текст, правда, несколько стерся, – снова ввернул Хассан.
– А где ты найдешь четкий? – спросила откуда-то из глубины сестра.
– В целом это описание перевозки золота из шахты в долину Нила. Вероятно, сделана кем-то из охраны конвоя. Там же картуш Рамсеса Седьмого…
– Или, возможно, Рамсеса Девятого.
– Это предполагает, что даже в конце Нового царства шахта еще вовсю действовала.
В парке под дружный хор криков поднялось в воздух и закружилось огромное гидравлическое колесо смеха. Халифе, чтобы продолжать разговор, пришлось зажать ладонью ухо.
– А другая надпись?
– Сделана на скале над вади Минех, – ответила Сальма. – Мы обнаружили ее только в прошлом году, поэтому она еще не опубликована. Эта надпись особенно интересна, поскольку содержит самое древнее упоминание о руднике.
– Начало восемнадцатой династии, – уточнил брат. – Правление Тутмоса Второго.
– Текст и в этом случае не совсем хорошо сохранился. Но насколько нам удалось разобрать, это царская декларация, объявляющая об изменении посвящения шахты. Одну минуту.
Послышался шорох переворачиваемых страниц. Собеседники Халифы, видимо, справлялись с записями в блокноте.
– Вот. – Сальма начала читать: – «Эти явленные моему отцу золотоносные копи, посвященные богине Хатхор, ныне посвящаются Осирису. Все золото Его, и Он владеет им так, как Ему угодно. И называть эти копи отныне надлежит
Негромкий шлепок – закрыли блокнот или тетрадь.
– Возможно множество интерпретаций, – продолжала Сальма. – Но, на наш взгляд, здесь говорится…
– Мы уверены, что говорится именно это, – вклинился брат.
– Говорится, что шахту начали разрабатывать при Тутмосе Первом.
– Или Аменхотепе Первом.
– И зарылись настолько глубоко, что покровительство перешло от богини Хатхор, традиционной помощницы в горном деле, к Осирису, богу подземного мира. А это, если мы не ошибаемся, уникальный случай. Я имею в виду, что большинство древнеегипетских золотоносных разработок были всего лишь открытыми разрезами. Даже подземные шахты уходили на глубину не более нескольких десятков метров.
– А тут сразу вниз, – подхватил брат. – Не забывайте, это в самом начале жизни шахты. А потом были еще четыреста лет вгрызаний в землю. Хорошо, сделаем скидку на периоды, когда шахта не действовала, все равно ее размер превосходит всякое воображение. Недаром ее называли «биа веаа ен нуб».
– Величайшей из шахт, – перевела Сальма.
Халифа нашарил мундштук кальяна и затянулся табачным дымом.
