— Рука — это пустяки, — Ариэл посмотрел на перевязь. Лекарь прекрасно зашил рану, она уже немного начала подживать. Жаль, что это для него теперь не имеет особого смысла. — Не стоит беспокоиться.
— Где вы… пострадали?
— На службе у его величества.
— Вы служите? Ах да, кажется, вы говорили, что носите чин лейтенанта?
— Капитана, ваше сиятельство. Его императорское величество был так любезен, что присвоил мне чин капитана несколько дней назад.
— Несомненно, за проявленное вами мужество там, на стадионе?
— Да.
— Ох, я так испугалась! — Леди Лариса опять начала обмахиваться веером, как будто ей не хватало воздуха. — Но вы поступили как герой. Ваши родители могли бы вами гордиться…
Вот оно! Она сама свернула на скользкую тему, которой он хотел и боялся.
— Это вряд ли, ваше сиятельство, — промолвил он. — Мои родители… мои настоящие родители, я хочу сказать… скорее всего, не знают о моем существовании.
— Ваши
— Да. — Он отставил пустую рюмку. — Семейство Боуди усыновило меня, взяв из приюта в младенческом возрасте. Когда они трагически погибли четырнадцать лет назад, среди бумаг моего приемного отца нашли документы о том, что они взяли из приюта младенца. Уже после рождения моего сводного брата Марека наследником состояния был объявлен он, а я, всю жизнь считавшийся старшим братом, должен был посвятить себя карьере военного или священника. Я предпочел первое. И выбился в люди, несмотря ни на что.
— Вы очень мужественный человек, лейтенант… то есть капитан, — улыбнулась ее сиятельство. — Вы мне понравились сразу, когда впервые появились в моем салоне. И я не жалею, что сделала вас другом дома. Мой супруг тоже отзывается о вас хорошо.
— Благодарю вас, сударыня. Поверьте, я очень ценю ваше ко мне отношение…
«Особенно после того, как узнал кое-что о вашем прошлом», — подумал он, а вслух же сказал:
— …почти материнское. Тем более что, если бы не доброта моих приемных родителей, я бы так никогда и не узнал, что такое жить в семье. Мне очень повезло, что в приюте я пробыл всего несколько недель. Подав в отставку и вернувшись из колонии в столицу, я попытался найти адрес приюта и хоть какие-нибудь следы своей матери и отца.
— Зачем?
— Сам не знаю. Случай и связи, в том числе неоценимая помощь вашего супруга, помогли мне отыскать и адрес приюта Скорбящей Матери, и записи в старых книгах. И там было сказано, что двадцать восемь лет тому назад в конце весны, где-то через две недели после Духова дня, в приют был доставлен младенец двух дней от роду, а еще через шесть месяцев был усыновлен семьей Боуди.
— Две недели после Духова дня? — Голос Ларисы Ольторн дрогнул.
— Да. Его принесла служанка акушерки, которая держала больницу для оступившихся девиц на Собачьей улице. Сейчас повитуха умерла, дом развалился, и его снесли, но пять лет назад старушка была еще жива. Правда, она отошла от дел, перебивалась на нищенскую пенсию, почти ослепла и еле передвигалась по комнатам. Я жил у нее несколько дней — так получилось, что мне не всегда удавалось снимать приличное жилье, — просматривал старые записи… Она вела учет всех поступавших к ней рожениц и отмечала, куда подкидывала новорожденных младенцев. Надеялась, наверное, когда-нибудь предъявить счет.
Он нарочно не смотрел на свою собеседницу, но краем глаза заметил, как лихорадочно обмахивается она веером.
— Вам нехорошо? Может быть, позвать кого-нибудь?
— Не знаю… Может быть… Нет! — вдруг вскрикнула герцогиня. — И вы… нашли?
— Вы хотите сказать, узнал ли я имя или нашел женщину? И да, и нет. Там было указано лишь имя. Ни титула, ни звания. Только имя — больше ничего. Как бы то ни было, я не держу никакого зла на мою настоящую мать и того мужчину, который… Кем бы она ни была тогда и кем бы ни стала теперь, я намерен свято хранить тайну. К чему ворошить прошлое? Что случилось, то случилось, изменить ничего нельзя. Она ни в чем передо мной не виновата. Двадцать восемь лет назад она была еще молода…
— Пятнадцати лет, — вырвалось у герцогини.
— Пятнадцати лет, — эхом повторил Ариэл, сделав вид, что не заметил невольного признания герцогини. — Думаю, она уже заплатила за ошибку свою цену. Мне бы не хотелось предъявлять ей этот счет. Тем более что она наверняка уже замужем, и ее супруг вряд ли обрадуется появлению внебрачного сына… Вам плохо?
Лариса Ольторн была бледна как полотно. Приоткрыв рот, она тяжело дышала, глядя в одну точку. Веер дрожал в руке. Ариэлу пришлось дважды повторить свой вопрос, прежде чем ее сиятельство перевела на гостя заблестевший взор.
— Вам плохо?
