Солнце зашло за горы. Быстро похолодало. Воздух стал таким же ледяным, как вода в ручье, который бежал из расселины на краю кратера. Козара закуталась в куртку, присела на корточки и протянула ладони к огню. Изо рта девушки вырывались облачка пара и растворялись в сгущавшихся сумерках.

Костер догорел. Над тускло мерцавшими углями танцевали маленькие язычки пламени. Тродвир насадил мясо на вертел, затем начертил в воздухе знак и произнес несколько слов на эрио. Козара знала их на память: «Аферди Глубин, Блайн Ветров, Хааван, что таится в рифах, заклинаю вас, не приближайтесь к этому месту». Несмотря на то что всю свою жизнь Тродвир провел за сотни километров от Черного океана, он продолжал оставаться старомодным иханом-язычником. Еще подростком, впервые загоревшись верой, Козара пыталась сделать из него православного христианина, но вскоре убедилась в своем полном бессилии.

Но, может быть, Вседержитель не будет слишком строг к его заблудшей душе, и в конце концов Тродвир окажется на небесах.

Она никогда не называла его змаем. Не то чтобы слово это имело отрицательный оттенок. Может быть, в прошлом, лет четыреста назад, когда с Мерсейи стали прибывать первые иммигранты, оно и звучало несколько презрительно, но теперь змаями одинаково называли всех деннициан мерсейского происхождения.

(В наши дни Мерсейя превратилась в грозного противника Терры. Не связано ли изменение отношения к змаям с ростом могущества их далекой родины?) Как бы там ни было, но именно от Тродвира и его семьи Козара выучилась эрио, вернее, его местному архаическому диалекту. Одновременно родители научили ее сербскому, а гувернантка — англику. Поначалу она то и дело мешала слова трех языков в одну кучу. Взрослые долго отучали ее от этой привычки. Но и позднее девушка по старинке продолжала называть народ Тродвира их родовым именем, иханы — «искатели».

А как же иначе? Ведь старый мерсеец был одной из главных планет ее детской вселенной. В самом центре, естественно, стояли Отец и Мать. Еще были кукла Лютка, с годами затертая до неузнаваемости, и кошка по имени Белоножка. Временами возникал дядя Бодин, когда вместе с тетей Драгой приезжал навестить Вимезалов. Иной раз родители брали ее в Зоркаград. Тогда дядя водил племянницу в зоопарк и на аттракционы. Два младших брата и сестра напоминали кометы. Они то вспыхивали ярким светом любви, то исчезали в непроглядной тьме. Тродвир не претендовал на значительное место в ее сердце, но никогда не менял орбиты и всегда находился рядом.

– Храйх. — Тродвир удобно устроился на треноге из широко расставленных ног и хвоста и принялся готовить ужин. — Сегодня вы заслужили двойную порцию выпивки, дама. Одну как обычно, а другую за диаво. — Он достал бутылку со сливовицей, наполнил стаканы и добавил: — Теперь мне придется разделывать зверя и тащить шкуру.

В грубом басе мерсейца явственно послышались жалобные нотки. Козара с изумлением взглянула на своего спутника.

Для жителя внутренних районов Империи все мерсейцы были на одно лицо. Антропоморфность не играла большой роли. Только хорошо знающий эту расу человек сумел бы увидеть индивидуальность за плотной завесой чужеземных черт. Конечно, Тродвир отдаленно напоминал крупного мужчину, и его плоское лицо с нависшими бровями, широким носом и тонкими губами могло бы сойти за человеческое, если б не великое множество мелких деталей. Вдобавок он не имел ушей — только аккуратные отверстия по обеим сторонам черепа. Безволосая светло-зеленая кожа была покрыта едва заметными чешуйками. С макушки и до кончика хвоста сбегала горная цепь правильных треугольных зубьев. Стоял он чуть подавшись вперед, а ходил не как люди — на носках, в странном, неправильном ритме. Мерсейцы были теплокровными животными, их женщины — живородящими, но детей они кормили иначе, чем млекопитающие. Терра никогда не производила на свет ничего подобного.

Козара отличила бы Тродвира из тысячи собратьев. Точно так же она отличала родственников или Михаила. Старик похудел, на щеках появились глубокие морщины. Обычно он пренебрегал башмаками и брюками — обходился длинным балахоном до колен с множеством карманов. На поясе висел кривой нож с ручкой-кастетом. Много лет назад он подарил ей такой же и научил, как им пользоваться.

— Если хочешь, давай оставим ее здесь, — предложила она и подумала: «Неужели он так состарился? Как это печально для нас обоих».

— Нет-нет, дама. Не нужно. — Тродвир смутился. — Простите старика. Просто... просто сегодня я вдруг представил, что вас разорвали на части. Вы загораживали зверя, я не мог стрелять... Не делайте этого больше, дама.

— Прости, — сказала Козара. — Но риск был небольшой. Я знаю свою винтовку.

— Я тоже. Разве не я вас учил?

— Тогда я была девочкой. И ружья были легкие. А теперь у меня «ташта», общевойсковое вооружение. С такой штукой можно ничего не бояться. — Козара отвела взгляд и посмотрела вниз. Ночь уже скрыла основание Казана. — Впрочем,– мягко добавила она, — мне хотелось почувствовать опасность. Ты прав. Я специально спровоцировала зверя.

— Чтобы спрятаться от беспомощности? — еле слышно спросил Тродвир.

— Да. — С людьми она бы не смогла быть столь же откровенной. Даже с Михаилом. Но старый ихан знал ее с детства. За эти годы он стал ей ближе, чем духовник. — Мой мужчина там, — она махнула рукой в сторону первых засиявших на фиолетовом небосклоне звезд, — а я должна оставаться в своем отряде. Но ведь на Денницу никто не нападет!

— Благодаря таким отрядам, как ваш, дама, — ответил Тродвир.

— Но все же он... — Козара залпом осушила свой стакан. Водка обожгла горло. Тепло быстро разлилось по всему телу. Девушка потянулась за новой