— Хорошо. Итак, пережив видение, ты или стараешься предотвратить грядущее, или ждешь его наступления. Если то, что ты узрел, — всего лишь потенциальное будущее, то сам акт предвидения изменяет судьбу одним из двух способов. Если ты узнал, скажем, о моей смерти и попытался предотвратить ее, но она все равно произошла, то все события в мире предопределены, и ничего с этим не поделать. Если же тебе сопутствовала удача и я выжил, то выходит, что ты не видел грядущее? Или видел, но воздействовал на него ради моего спасения? Тогда главный вопрос в том, изменяешь ли ты будущее, прозрев его, или возможные варианты будущего изменяют тебя?

Ариман кивнул: ему приятно было слушать рассуждения Форрикса, даже столь элементарные. Неужели Кидомор не догадывался, что светлейшие умы Тысячи Сынов уже сотню раз дискутировали об этом мысленном эксперименте?

— Странный момент ты выбрал для обсуждения вопросов теософии, друг мой, — заметил Азек.

— В Четвертом мне редко выпадала такая возможность, — отозвался Форрикс. — Додекатеон интересует объективная реальность, а не отвлеченные идеи.

— Додекатеон?

— Одна из масонских лож нашего легиона, — пояснил Кидомор. — Место, где строители и стратеги встречаются, чтобы обсудить, какие новейшие теории о фортификациях — их возведении и разрушении, если угодно, — заслуживают особого внимания.

Легионер поднял взгляд, и Ариман увидел по выражению его уцелевшего глаза, что Железный Воин примирился с гибелью. Возможно, в мифах Старой Земли об окривевших мудрецах имелось рациональное зерно[73].

— Жаль, я не успел как следует узнать тебя, Форрикс, — произнес Азек, — послушать о твоем легионе и его обычаях. Полагаю, мы многому могли бы научить друг друга.

— Да, будь у нас больше времени. Но оно — единственный невосполнимый ресурс.

— В Великом Океане возможно все, — протянул ему руку Ариман.

Кидомор обхватил ее у запястья воинским рукопожатием.

И в этот миг через Азека хлынул ревущий поток энергии. Скарабей на его нагруднике ослепительно вспыхнул; псайкер ощутил связь с каждым легионером Тысячи Сынов.

Сквозь алую пелену, застлавшую глаза, он увидел, как Форрикс неустанно шагает по залитому кровью полю битвы, растирая сабатонами в прах миллионы скелетов. Кидомора окутывали пыль и ржа бесконечной войны, ведущейся во мраке далекого будущего.

Этот Форрикс, охваченный штормами железа и огня, наступающий через кровь и смерть в окружении воздетых к небу горящих знамен, был чудовищем.

— Ты выживешь… — выдохнул Ариман. Его руки и ноги налились прежде невообразимой силой. — Ты не умрешь на Моргенштерне.

Снова узрев образ иного Форрикса, темного бога под черным солнцем, Азек опустил взгляд на раненого Железного Воина.

— Но должен.

Ариман занес кулак, собираясь убить Кидомора на месте, но замер и вскрикнул от мучительной боли в конечностях.

Его переполняла опасная, смертоносная мощь. Любой полет в Великом Океане обольщал возможностью овладеть подобной силой, но новичкам запрещали касаться ее. Она вздернула псайкера на ноги, словно марионетку в хватке жестокого кукловода. Глаза легионера полыхнули огнем, и каждый его дар проявился в самой действенной форме. Энергия Рапторов исказила корпус «Гидры», как размягченный воск. Взору Атенейцев открылись все незатейливые секреты незамысловатого разума Форрикса.

Тут же Кидомор взвыл от боли: искусство Павонидов вдохнуло новую жизнь в его тело, сращивая раздробленные кости, сплетая вместе обрывки внутренних органов, скрывая опаленное мясо под слоем новой кожи.

Предвидение Корвидов показало Ариману расколотый Моргенштерн — разбитое ядро мира, лишенного атмосферы, и пустоту, что отзывалась протестующими криками его обитателей.

Азек резко повернул голову, ощутив приближение чего-то невероятного, сияющего ярче тысячи звезд — психического огня, способного выжечь целую планету и сотворить чудеса из ее пепла.

Он явился, подобно фениксу из мифов.

Десантный корабль, пылающий от носа до кормы.

На передней штурмовой аппарели «Грозовой птицы» возвышался мессия из алого пламени, одноглазый гигант непредставимой силы и бесконечного величия.

+Отец.+

Невероятно длинная туша умирающего стального левиафана закрыла небо до самого горизонта. Колосс опускался, будто молот богов, готовый беспощадно сокрушить землю. Чадящий металл и вопящие тела сыпались из его пробитых трюмов. Люди прыгали навстречу смерти, не желая сгорать заживо в неистовых пожарах внутри брюха звездолета.

Магнус был переполнен энергией: сейсмическая мощь, вытянутая из недр мира, по-прежнему ярилась у него в груди. Он уже не думал о ритуалах