От потрясения Эйвери лишилась дара речи.

– Ты уверена? – наконец выговорила она.

– Понимаю. Я сперва тоже не хотела думать такое про Эрис. А про отца тем более.

Леда не могла пересилить себя и взглянуть на Эйвери: от вида шока и отвращения на ее лице она обязательно расплачется. Вместо этого Леда просмотрела меню на поверхности стола, оформляя заказ:

– Гуакамоле средний или острый?

– Острый. И еще queso[8], – добавила Эйвери. – Боже, Леда… Мне так жаль. А твоя мама знает?

– Я не смогла ей рассказать. – Леда покачала головой.

Эйвери отлично понимала, как тяжко хранить от семьи такой огромный секрет, – эта тайна медленно и неумолимо подтачивала Леду, давила на нее, не отпуская ни на секунду.

– Прости. Какой ужас. – Эйвери нарисовала круг на белоснежном столе. Казалось, она тоже не решалась посмотреть Леде в глаза. – Могу я чем-то помочь? – наконец спросила Эйвери и подняла голову.

В ее глазах стояли слезы.

Как типично для нее – думать, что в ее силах решить любую проблему.

– Чем тут поможешь?

К столику подлетел ховер-поднос и опустил на него гуакамоле: свежий, с кусочками настоящего авокадо, а не консервы из сухих водорослей с протеином, которые выдавали за него на средних этажах.

– Знаю. Это всегда было по твоей части. – Эйвери смахнула с глаз влагу и вздохнула. – Боже, я жалею, что мы вообще поссорились.

– И я! – поддакнула Леда. – Атлас того не стоил. В смысле, не для меня.

Эйвери строго посмотрела на нее через стол своими невероятно синими глазами.

– Я никогда его не любила, – осмелилась сказать Леда. – Сейчас я это понимаю.

Вряд ли Эйвери хотела обсуждать Атласа, лучше избегать этой темы. Но только разговаривая, они могли наладить отношения. Леде казалось, что слова заполняли пропасть между ними: примерно так, молекула за молекулой, в воздухе вырастали мосты из этериума.

– Я думала, что люблю его, но это было просто… увлечением. Мне нравилась сама мысль обладания. Или же я хотела полюбить, но ничего не вышло.

Ночь в Андах, когда Леда считала, что безнадежно влюблена в Атласа, сейчас казалась очень далекой. Тогда гормоны и ожидание счастья сыграли с ней злую шутку.

«Не это ли сейчас происходит с Ваттом?» – спросил ее внутренний голос, который она безуспешно пыталась заглушить.

Про отношения с Ваттом она никому не говорила. Да и с ним самим они это не обсуждали. Однако после возвращения из Невады Ватт проводил у нее каждую ночь. Леда его не просила – просто в первый же вечер он объявился на ее пороге, и она без слов впустила его через черный ход. А потом они рухнули на кровать, охваченные безмолвной, всепоглощающей страстью.

И все же Леда не подпускала Ватта слишком близко. Она выучила этот урок на собственном опыте, и теперь инстинкт самосохранения заставлял ее выдерживать дистанцию.

Все потому, что у нее появились чувства, а такого исхода она никак не ожидала.

По сравнению с этим все, что она испытывала к Атласу, показалось блеклым и наивным. Теперь Леду больше не волновало, встречалась ли с ним Эйвери. Почему бы и нет, черт побери? В этом безумном извращенном мире были вещи и похуже.

– Зато ты его любишь, да? – спросила Леда, зная ответ.

– Да. – Помолчав, Эйвери тяжело вздохнула. – Но он сильно меня обидел.

– Тем, что переспал со мной? – в лоб спросила Леда и тут же вздрогнула от грубости своих слов. – Это было давно, в доисторические времена, – чуть мягче добавила она.

Но Эйвери, казалось, не обратила внимания:

– Нет, дело не в этом… он был кое с кем другим. Совсем недавно. – Она опустила взгляд. – Между нами все кончено, и это к лучшему.

– Ты же не про ту девчонку с гала-приема – в безвкусном платье и с ужасным британским акцентом? Как ее там, Катастрофа?

– Каллиопа, – поправила Эйвери, невольно улыбнувшись. – Они познакомились, когда Атлас путешествовал по Африке. Каллиопа с матерью недавно сюда переехали.

– Да ладно! Она встретила Атласа на другом конце света, а теперь явилась в Нью-Йорк? Вот так совпадение! – Инстинкты Леды встрепенулись. – И что там с той девушкой? Откуда она?

– Не знаю. Кажется, училась в пансионате в Англии.

– А что на ее странице в ленте?