отправились на поиски ризотто.

Каллиопа стояла возле композиции из цветов-эмоций: сейчас они излучали мягкий золотистый свет, соответствуя ее радостному настроению. Так называемая система определения чувств была не слишком надежной, поскольку опиралась на сердцебиение и температуру тела, а также на уровень феромонов, но Каллиопе впервые казалось, что цветы как нельзя точнее отражали ее расположение духа.

Она перешла на другую сторону террасы, чтобы немного отдохнуть и дождаться Атласа. Как раз в этот момент Каллиопа услышала за спиной шаги. Она обернулась, расплываясь в улыбке, но увидела вовсе не Атласа, а его сестру.

Выглядела Эйвери как безумная. Вырядилась она в сверкающее белое платье с горловиной из прозрачного тюля, украшенного несколькими слоями кружева и изящными жемчужинами, а юбка заканчивалась чуть выше колен, причем рваной линией, словно платье отрезали лезвием. Из заколотой шпильками прически выбивались свободные пряди, окружая лицо Эйвери светлым облаком спутавшихся волос.

– Я тебя искала, – заявила блондинка зловещим тоном.

– Привет, Эйвери. – Каллиопа с любопытством изогнула бровь. – Это свадебное платье? – не удержалась она.

– Было таким, пока я его не обрезала и не превратила в вечернее.

Что ж, она умела привлечь к себе внимание.

– Чем могу тебе помочь?

– Все предельно просто. Я хочу, чтобы ты убралась ко всем чертям из Нью-Йорка, – отчетливо произнесла Эйвери, будто хотела донести до Каллиопы значимость каждого слова.

– Что ты сказала? – нахмурилась Каллиопа, но желудок скрутило от тошнотворной мысли: Эйвери все знает.

Та грозно шагнула вперед:

– Я знаю правду о тебе и твоей матери. Поэтому вы обе исчезнете из Нью-Йорка и больше никогда не увидите Атласа. Все это время ты дурачила его ради денег! Для тебя он был очередной жертвой.

Страх Каллиопы скручивался в тугой жгут. Она осторожно вздохнула:

– Все совсем не так, пойми!

– И каков ваш план на сегодняшний вечер? Собирались сбежать с серьгами моей мамы?

Каллиопа поежилась, услышав обвинение. Она в самом деле это замышляла. Прежняя Каллиопа так бы и сделала, но в этот раз ее что-то удержало. Она не хотела так поступать с Фуллерами. И ни с кем другим.

Может, в ней проснулось то, что называли совестью?

Она хотела заговорить, но Эйвери покачала головой. Идеальные черты лица исказились от отвращения.

Двигаясь спокойно, с достоинством, которое она могла сейчас изобразить, Каллиопа подняла руки и расстегнула бесподобные серьги с розовыми бриллиантами. Она протянула украшения Эйвери, и та резко выхватила их.

– Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, – настаивала Каллиопа, глядя, как та меняет свои серьги на розовые бриллианты. – Ты совершенно меня не знаешь.

Эйвери подняла голову – небесно-голубые глаза смотрели на Каллиопу безжалостно.

– Я знаю намного больше, чем хотелось бы.

– Откуда? От Брайса?

Каллиопу огорчало, что им с матерью опять придется уезжать. После всех стараний Элайзы – после того, как она приняла предложение Надава и решила остаться, – они опять будут вынуждены бежать, поджав хвост. Менять сетчатку и удостоверение личности, обманув какого-нибудь бедняка. Больше не будет Каллиопы Браун. От этой мысли она похолодела.

Эйвери удивленно вскинула голову:

– Какое отношение к этому имеет Брайс? Он с вами заодно?

– Забудь.

Толпа гостей вдруг взорвалась криками, начиная обратный отсчет до полуночи:

– Десять, девять, восемь…

Скоро запустят первый залп салютов – они будут греметь каждый час, до самого утра. У Каллиопы закружилась голова от мысли, что еще слишком рано, но весь ее мир успел перевернуться с ног на голову. Дважды.

Она не сводила глаз с Эйвери, стараясь понять ее настроение. Каллиопа столько раз предугадывала действия других людей, но впервые инстинкты подвели ее.

Однажды мама сказала ей: если когда-нибудь попадешь в тупик – если даже ложь не спасает, – тогда лучшим выходом будет сказать правду.

Каллиопа никому не называла своего настоящего имени.