шнурки малыша.
Я лишь смогла повернуть голову настолько, чтобы увидеть: Фин и остальные ушли.
- А где все?
- Простые смертные должны прерываться для еды. – Ноги Маккаллоха сместились, и я могла представить, как он по привычке поддевает ремень большими пальцами. – Моя мать принесла ленч.
- Твоя мать? – От удивления я дернулась слишком резко, и тяжелый мучительный спазм скрутил плечевые и шейные мышцы, так что аж дыхание перехватило.
- Не удивляйся так сильно, – сказал Бен. – Я говорил, что у меня есть мать.
- Шею свело, – выдавила я, бросая лопатку и хватаясь за плечо.
- О, ради святого Петра. – Маккаллох скользнул ладонью под мою руку и мягко потянул меня вверх. Сама я на это была не способна, так как мышцы ног тоже свело судорогой.
- Осторожно, – вздрогнула я, когда Бен коснулся моей шеи, но, несмотря на грубость, его пальцы оказались мягкими и решительными. Не соблазняющими, не успокаивающими, но эффективными. Ковбой принялся разминать болезненно застывшую мышцу от уха до плеча, и слепящая боль спазма начала ослабевать.
- Расслабься, – велел Бен.
Он шутит? Все осознанное напряжение покинуло меня, оставив лишь узлы. Внутренности плавились под надежной и умелой мощью его рук.
- Ты часто это делаешь? – поинтересовалась я совсем не так сварливо, как хотелось бы.
- Конечно, – отозвался Маккаллох. Очень надеюсь, не обратив внимания на мой задыхающийся прерывистый голос. – Я все время делаю так своей лошади.
- Счастливая лошадь.
Никакой лжи. Готова поспорить, что Бен ухаживает за своей лошадью лучше, чем некоторые парни – за девушками. Его большие пальцы растирали мою шею, и я прикусила губу, чтобы удержать стеснительный вздох.
- Ты забавно проявляешь свою неприязнь ко мне.
- Сусликов я тоже не люблю, но и им не позволил бы страдать. Скорее, пристрелил бы, чтоб избавить от мучений.
- Мило.
Я попыталась выскользнуть из его хватки, но пальцы Бена сжались крепче, останавливая мой порыв.
- Почти готово, – сказал ковбой, снимая последние судороги. А затем ответил на мой незаданный вопрос: – Меня прислала Фин. Она сказала, что никто другой не достанет тебя настолько, чтобы отвлечь. Даже Эмери. Думаю, я ей нравлюсь.
Эксперимента ради я попробовала повернуть шею.
- Если твоя кожа не стала зеленой и пупырчатой, значит ты ей нравишься.
- А иначе она превратила бы меня в лягушку?
- Зачем пачкаться с превращениями, когда можно обойтись противной сыпью?
Он хмыкнул – скорее, даже рассмеялся, – отчего у меня зашевелились волосы на затылке. Несмотря на жаркое солнце, я боролась с дрожью. Спазм исчез, но Бен продолжал растирать мышечные узлы, прижимая большие пальцы к моей шее.
- Ты вообще за последний час хоть раз поднимала голову?
Нет, не поднимала. Я работала в безумном напряжении, думая о привидении и пытаясь перекопать побольше земли. Здесь должен быть какой-то ключ к тайне.
- Полагаю, что потеряла счет времени.
- Думала о своем призраке?
Не успев испугаться, я выпалила:
- На самом деле о твоем. О Безумном Монахе.
Маккаллох уронил руки.
- Серьезно? Наверное, это очень забавная история.
- Да, история. – Я подчеркнула последнее слово и повернулась к Бену лицом: – Просто выслушай меня...
Тут я остановилась, поскольку он выглядел, как пять миль бездорожья. Небритый, с тенями под глазами, и хотя такой стиль «мы славно поработали – и славно отдохнем» ему шел, не думаю, что это был намеренный выбор.
- Ты вообще спал прошлой ночью?
Бен подчеркнуто осмотрел меня:
- Без обид, Амариллис, но ты и сама выглядишь немного измученной.