Удар оказался настолько силён и страшен, что нас не просто остановило, а отбросило метров на десять назад, а потом ещё и проволокло по совсем не мягкой поверхности ещё полтора десятка метров. Что оказалось наиболее для нас чувствительным и болезненным моментом. Я выпал из багажного отделения, и мой друг Багнеяр в седле не удержался. Нас прокатило по земле, словно тряпичные куклы, нанося раны, ушибы и даже ломая кости. Но в любом случае можно было считать себя счастливчиками только по одной причине: мы остались живы! А я – даже не потерял сознание.

В последнем существенную помощь наверняка оказали прижившиеся во мне симбионты. Первым делом, независимо от моего дикого желания выть от боли, они эту самую боль притупили, локализовали и сняли её давление на сознание. Затем немедля взялись за устранение самых тяжких последствий падения. Устранение открытых ран, остановка крови и вправление наиболее пострадавших костей на место. Хотя у меня оказалось больше вывихов да растяжений, но и без явных переломов не обошлось: правая кисть висела плетью, с левой стороны груди скрипели треснувшие рёбра, скулы свело от боли в поломанной челюсти, дышать мешала скопившаяся в поломанном носу кровь, и правая нога была неестественно вывернута в коленке.

Так что первые пять минут я попросту отходил от шока, пялился в пространство вокруг да поглядывал иногда с унылым фатализмом на свод, откуда всё ещё продолжали рушиться обломки, способные убить кого угодно. Несколько неуместно в голове крутилась строчка из песни Высоцкого: «Как ты выжил? Как ты спасся? – каждый лез и приставал…» Соображал я плохо, что за мохнатый мешок лежит чуть поодаль, – не понимал, да и вообще любой подоспевший к нам в то время хищник схарчил бы нас без всякого с нашей стороны сопротивления. Но байбьюки, пользуясь инстинктами самосохранения, теперь споро откатывались от эпицентра взрыва.

Потом мой Первый Щит прояснил мне мозги самым кардинальным способом: ударил болью по нервным окончаниям. И как раз той болью, от которой следовало избавляться в первую очередь: в сломанной ноге. Ведь какими бы ни были у меня защитники и врачеватели, сами они поставить кости в нормальное положение не могли, для этого требовалось моё осознанное вмешательство, мои руки да приложенные верно усилия. Ну, я и стал всматриваться для начала в свою коленку. Неприглядная получалась картинка, при которой любой нормальный хирург, наверное, скорей всего, отрезал бы всю ногу, чем стал бы спасать повреждённый участок. Но я-то не специалист, да и собственную плоть отрезать жалко. Поэтому, руководствуясь подсказками своих симбионтов на интуитивном уровне, приступил к самолечению.

Тому, что правая кисть меня слушается, хотя чувствительность пальцев утеряна, я не удивился. Да и общих сил мне хватило для постановки костей в требуемое для сращивания положение. А вот некие прозрачные сгустки, которые я заметил в крови и которые своим сквозным проникновением костной ткани словно наращивали, сшивали, склеивали обломки и зазубрины – поразили. Присмотрелся к кисти, а потом и рёбрам: там работали аналогичные сгустки. За собственной челюстью я присмотреть не мог, зато почувствовал, как стало возобновляться дыхание через нос. Неужели и оттуда удалось устранить спёкшуюся, свернувшуюся кровь?

Всё-таки прижившиеся во мне существа оказались уникальными врачевателями! Я сам умел себя заштопать и подлечить, но чтобы сделать это так быстро и качественно – мечтать не приходилось. Помню свои проблемы, когда пытался излечиться от страшной раны, нанесённой мне копьём одним из бандитов Витима. Уж сколько я времени изгалялся, чтобы с помощью зеркала зарастить пострадавшую костную ткань, сколько сил у меня на это ушло и времени! А тут я даже помощником оказался постольку поскольку.

«Получается, – размышлял я, оставаясь в роли скорей пассивного наблюдателя, чем участника событий, – что Первый Щит не только в несколько крат усилился после пленения груана, но и перешёл на совершенно иной уровень врачевания, осознать который мне в данный момент невозможно. Правда, подобное чудо мне уже приходилось наблюдать, когда сотни груанов создали вокруг умирающей от гангрены Зоряны сияющий кокон и вернули женщину с того света. Кажется, там тоже прослеживались подобные сгустки, преобразующие загнившую ткань в здоровую, полноценную плоть. Но тогда вожделенных ракушек было невероятно много, а во мне всего одна, да несколько штук на поясе… Исходя из этого можно утверждать теперь уже более уверенно, что мой Первый окончательно трансформировался в Третий Щит. Иного объяснения отыскать не удастся, исцеление слишком уж крупномасштабное ведётся… Ага! А что там с моим другом творится? Вроде как шевелится…»

В самом деле, застонавший когуяр не только пошевелился, но и звуки подал, в виде стонов и некоего бормотания ругательного толка. Поэтому пришлось ползти к нему на левом боку, помогая себе левой рукой и надеясь, что срощенные ребра не пострадают при резких движениях. А добравшись до Хруста, приступил к его тщательному обследованию, сразу же сращивая наиболее раскрытые, кровоточащие раны.

Как ни странно, местный абориген получил всего два, можно сказать незначительных перелома. А вот внешность его пострадала кардинально: во многих местах шерсть оказалась сорвана. Из восьми усов осталась лишь половинка одного, ну и начисто оказалось оторвано правое ухо. Уж не знаю, как орган слуха так угораздило приложить и каким образом отрезало, но отныне непропорциональная морда когуяра смотрелась на удивление страшной, если не сказать зверской. Он-то себя со стороны не видел, но когда я ему описал внешние потери, мой боевой товарищ чуть не заплакал. Мне ничего лучше не придумалось, как утешать шуткой сомнительного свойства. И сожалеть, что во время погони мы не догадались надеть шлемы.

Когда первая помощь была оказана, я даже осмелился на эту тему утверждать:

– А что… ты без уха – лихо смотришься! Ещё бы повязку на глаз, костыль в лапы – и вылитый кот Базилио! Был у нас такой герой… Тогда тебя точно все кардиналы испугаются и бросятся врассыпную только от одного вида.

– Да? – поразился когуяр. – Ещё и глаза лишиться? – шутка не оказалась оценена должным образом, раненый загрустил ещё больше. – Если уж сволочи кардиналы испугаются, то наши девушки тем более в мою сторону даже не посмотрят… У нас увечные воины никогда семей не имеют…