Сталин отрицательно покачал головой.
– Товарищ Василевский в ближайший год будет занят совсем другими делами, так что, Борис Михайлович, подумайте еще. Свои Гинденбурги у нас, конечно, есть, но нам их все равно остро не хватает. Поэтому кандидатов на должности командующих армиями, механизированными и мотострелковыми корпусами мы обсудим в другой раз. Я только хочу сделать из этого правила одно исключение. Товарищ Путин и его российские коллеги, составляя костяк Особого фронта, совершенно забыли об авиационной составляющей, которая тоже должна быть особой. Сейчас сюда подъедет генерал-майор авиации Захаров. Есть мнение, что он вполне достоин стать командующим Воздушной армией ОСНАЗ и моим референтом по авиационным делам.
Товарищи Шапошников, Василевский и Шаманов. Я прошу вас вместе с генералом Захаровым разобраться – какие самолеты и в каком количестве нам нужны, чтобы гарантированно выполнить все поставленные сегодня задачи. На этом, товарищи, все, вы свободны.
19 августа 1940 года, 09:35. СССР, Москва, Кунцево, Ближняя дача Сталина, кабинет вождя
– Товарищ Буденный, – Сталин прохаживался взад и вперед по кабинету, – партия и правительство решили поручить вам выполнение очень важной и ответственной задачи. Легко и просто не будет, это я вам обещаю сразу. Дело настолько секретное, что мы вынуждены спрашивать вашего согласия, предварительно не посвятив в курс дела. Если вы откажетесь, то ничего страшного, никаких неприятных последствий это для вас не принесет, просто мы будем вынуждены искать вместо вас другого человека, – Сталин резко взмахнул рукой. – Например, товарища Жукова?
– Товарищ Сталин, я согласен служить везде, куда бы ни послала меня партия, – отчеканил Буденный.
– Слышу слова настоящего большевика, – кивнул Сталин, – не боящегося никаких трудностей.
– Товарищ Сталин, трудностей я действительно не боюсь. Думаю, что нигде и никогда не будет так же тяжело, как было в девятнадцатом под Орлом.
– Вы в этом уверены? – Сталин посмотрел на своего собеседника тяжелым взглядом. – А если я скажу вам, что всего через год вражеские полчища могут встать у стен Москвы и Ленинграда, и мы оставим врагу Киев, Одессу, Симферополь. Мы уже знаем, что ставкой в той войне будет не кусок территории или неравноправный торговый договор, а само существование и первого в мире государства рабочих и крестьян, и всех населяющих его народов и национальностей. Теперь вы поняли – какова цена вопроса?
– Да, товарищ Сталин, понял, – кивнул Буденный и тут же спросил: – Немцы?
– Они, – подтвердил Сталин, – а вместе с ними итальянцы, финны, румыны, венгры и даже словаки с испанцами. Антикоммунистический интернационал, одним словом. Гитлер еще в двадцать третьем году прямо написал, чего он хочет и какими средствами будет этого добиваться. Так что и нам не надо строить никаких иллюзий по поводу его миролюбия. На земле слишком тесно для фашистов и коммунистов. Остаться должен кто-то один – или мы, или они. Нам придется учитывать этот факт в своих планах и драться с врагом насмерть, как в девятнадцатом. Хотя даже в девятнадцатом было не так страшно, потому что Колчак, Юденич, Деникин и Врангель вовсе не собирались истреблять под корень наш народ. Кто знает, если бы не Иудушка с его завиральными идеями… – Сталин махнул рукой. – Ну ладно, сейчас это к делу не относится.
В ответ Буденный поднял голову и тихим голосом задал Сталину только один вопрос:
– Когда?
– По имеющимся у нас сведениям, – ответил Сталин, – война может начаться в период с десятого мая по двадцать девятое июня следующего года. Все зависит от разного рода побочных политических, военных, экономических обстоятельств, каждое из которых может либо ускорить, либо оттянуть начало выполнения немецкого плана нападения на СССР.
Очевидно лишь одно – переноса операции на 1942 год не будет. Гитлер знает, что Красная Армия усиливается с каждым днем, и считает, что на следующий год она может стать ему уже не по зубам. Короче, мы знаем об этом деле достаточно, чтобы вести себя так, как будто война уже началась – то есть без жалости, церемоний или сантиментов. Любой, кто не с нами, тот пособник фашистов и враг народа. Но это уже компетенция совсем других людей. Теперь о ГЛАВНОМ.
Прохаживающийся по кабинету Сталин, остановившись, посмотрел на Буденного своими желтыми тигриными глазами, и тот вздрогнул. Если все сказанное ранее не было ГЛАВНЫМ, то что же должно быть такое еще, что он должен услышать сейчас, чтобы все сказанное ранее стало вопросом второстепенным? А Сталин тем временем снял трубку телефона и сказал:
– Пригласите ко мне, пожалуйста, товарищей Василевского и Шаманова.
Вошли двое. Генерал-майора Василевского Буденный мельком знал. «Из царских еще офицеров, – подумал он, – белая кость. Но дело свое, кажется, знает, и совсем не спесив, не считает себя Бонапартом, как некоторые покойники».
Второй же невысокий, плотный, с тяжелым взглядом кадрового боевого командира и петлицами генерал-полковника, скорее всего, и был тем самым Шамановым. Этот человек был Буденному незнаком. А ведь незнакомый маршалу генерал-полковник РККА – это даже еще большее диво, чем крылатая лошадь или говорящий медведь. Это и никто из «бывших», пребывающих в генеральских званиях. Они тоже были известны все наперечет. Да к тому же большая их часть давно отправилась в мир иной. Ну, а товарищ Сталин и близко бы не подпустил к себе самозванца.
– Знакомьтесь, товарищ Буденный, – на правах гостеприимного хозяина сказал Сталин, втайне наслаждавшийся сложившейся невольной «комедией положений».
