действительно существовал. А парадоксы всегда могут прийти на помощь в случае сражения с потусторонней силой – это мне было известно из соответствующей литературы.
Артур поднёс сложенный клочок бумаги к пламени свечи и прочёл из книги ещё какое-то предложение на латыни, тем временем лист бумаги горел и пепел, кружась, опускался на пол. На этом всё закончилось. К неприятной части мы перешли гораздо быстрее, чем я предполагала.
– Итак, мы клянёмся в верности тебе, носитель тысячи имён, Повелитель тьмы, – сказал Артур и торжественно передал мне кинжал. – И скрепляем эти слова нашей кровью.
Я нерешительно подняла вверх руку с кинжалом. Ну почему как раз сейчас мне в голову полезли всякие дурацкие детские стишки? «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…»
– Где резать? – спросила я.
– Лучше всего на ладони, – сказал Генри. – Там заживает лучше, чем возле пальцев. Только не так сильно дави, эта штука действительно адски острая. Если хочешь, я тебе помогу.
– Да ладно, всё в порядке, я и сама справлюсь. – Я набрала в лёгкие побольше воздуха и прижала лезвие ножа к подушечке большого пальца. Тут же брызнула кровь. Ой! – А теперь что?
– Вот сюда, – Грейсон подал мне бокал, который уже был наполнен красной жидкостью. Почти теряя сознание, я наблюдала, как из пореза на моей руке вытекает тонкая струйка крови и капает в бокал. Одна капля, вторая, третья…
– Этого достаточно, – сказал Грейсон, и Генри передал мне платок, чтобы я могла остановить кровь. Рана немного щипала, но в общем всё оказалось не так уж и сложно.
Не без гордости я передала нож дальше, Грейсону. После того как в бокале оказалась кровь каждого из нас (Джаспер действительно закрыл глаза, когда дело дошло до него), наступило самое неприятное. Артур потряс фужер с жидкостью, чтобы наша кровь как следует перемешалась, а потом каждый должен был сделать глоток и сказать: «Sed omnes una manet nox[11]». (Интересно, что это означает? «Но у всех есть ночная рука»? «Ночью все руки становятся одной»? Моя латынь действительно никуда не годится.)
Мне пришлось очень сильно постараться, чтобы проглотить эту гадость, не почувствовав её вкуса. Это оказалось не так уж просто. Меня всю трясло. Теперь я больше никогда не смогу даже смотреть на красное вино, не говоря о том, чтобы пить его, даже если у него не будет привкуса крови. Но хорошо хоть, что меня не стошнило.
Остальные вели себя куда спокойнее, чем я. Было видно, что для них это стало уже совершенно обычным делом. А Джаспер даже сделал целых два глотка.
– Теперь круг снова замкнулся, о Повелитель тьмы и теней, – сказал Артур и скорчил довольную мину. – Мы ждём твоих указаний, чтобы сорвать последнюю печать и исполнить наше обещание.
– Но ты вполне можешь не спешить, – это, конечно же, подал голос Джаспер, он просто обязан был испортить торжественное окончание церемонии. Парень начал задувать свечи. – А что? Ну правда ведь, он вполне может подождать ещё немного, пока мы не выйдем в финал.
Глава двадцать четвёртая
– Вы красивы? – спросил Гамлет, а Флоранс, казавшаяся очень хрупкой в невзрачном платье и с высоко зачёсанными каштановыми локонами, смущённо спросила в ответ:
– Что ваше высочество хочет сказать?
– Отлично, правда? Она идеальная Офелия, – прошептала Лотти рядом со мной, не спуская глаз со сцены.
Но такой уж идеальной Флоранс вовсе не была. К полному недоумению Гамлета она начала проговаривать его же текст вместе с ним:
– Если вы добродетельны и красивы, то ваша добродетель не должна допускать собеседований с вашей красотой.
– Э-э, точно, Офелия, – сказал Гамлет. – Как раз хотел сказать то же самое!
Флоранс мило улыбнулась.
– Разве у красоты, мой принц, может быть лучшее общество, чем добродетель?
Гамлет наморщил лоб.
– Да, это правда …
Но закончить фразу ему не удалось, так как Флоранс снова его перебила:
– Потому что власть красоты скорее преобразит добродетель из того, что она есть, в сводню, нежели сила добродетели превратит красоту в свое подобие!
– Да вы не даёте мне сказать ни словечка! – возмутился Гамлет. – Я вас любил когда-то, но сейчас вы для меня лишь нахалка, которая крадёт мой текст.
– Какая… современная постановка, – восхищённо прошептала Лотти. – Декорации тоже такие авангардные, смесь стимпанка, фольклора и минимализма… Невероятно экстравагантно.
