Все замолчали, и нас тихо окутала темнота. Когда скрылись последние лучи, а листья над нами померкли, Брианна взяла кувшин с водой и залила котел с углями. От них призрачным облаком поднялся дым и пар, и к деревьям унесло запах поминовения.

Когда по узкой тропинке мы вернулись к дому, почти совсем стемнело. Брианна была впереди меня, и я различала ее очертания, а мужчины шли позади. Вокруг было полно светлячков, они мелькали среди деревьев и освещали траву у моих ног. Один из жуков прицепился к волосам Брианны и замигал.

С наступлением сумерек в лесу становится так тихо, что хочется замедлить стук сердца и неслышно ступать по земле.

– Ну, так ты подумал, a cliamhuinn?[55] – услышала я тихий голос Джейми позади.

– О чем? – После службы Роджер говорил спокойно и приглушенно, хрипота почти не слышалась.

– О том, что вам делать – тебе и твоей семье. Теперь вы оба знаете, что малыш может путешествовать – и что вас ждет, если вы останетесь.

Что ждет всех нас. Я с тревогой вздохнула. Война. Сражения. Неуверенность во всем, кроме неминуемой угрозы. Угрозы болезни или несчастного случая – для Брианны и Джема. Угроза смерти в родах, если она снова забеременеет. А для Роджера – угроза смерти и тела, и души. Его голова зажила, но я видела, каким немигающим становился его взгляд, когда он думал о Рэндалле Лиллиуайте.

– А, да, – тихо ответил невидимый мне Роджер. – Я думал… и все еще думаю… m’ athair-ceile.

Я улыбнулась, услышав, как он назвал Джейми «тестем», хотя его тон был вполне серьезен.

– Сказать вам, что я думаю? А вы тогда скажете мне?

– Да, давай. Есть еще время поразмыслить.

– В последнее время я думал о Германе Хазбенде.

– О квакере? – удивился Джейми. Хазбенд покинул колонию вместе со своей семьей после битвы при Аламансе. Я слышала, они уехали в Мэриленд.

– Да, о нем. Что случилось бы, не будь он квакером? Если бы он продолжил начатое и повел регуляторов на войну?

– Не знаю, – помолчав, произнес Джейми. – Полагаешь, с настоящим лидером они преуспели бы?

– Да. А может, и нет – ведь оружия у них не было, – но все равно результаты были бы значительнее. И тогда…

Показался дом. Задние окна светились – к вечеру разжигали камин, к ужину ставили свечи.

– Если бы регуляторами правильно руководили, может, движение возникло бы здесь и в то время, а не через три года от нынешнего в Массачусетсе.

– Да? И если так, что тогда?

Роджер коротко фыркнул – все равно что пожал плечами.

– Как знать. Я в курсе того, что сейчас происходит в Англии, – они не готовы, они не представляют, чем здесь рискуют. Если война разражается внезапно, без предупреждения – если бы она разразилась при Аламансе, – то и распространяется быстро. Англичане понять ничего не успеют, а война уже закончится. Это спасло бы тысячи жизней и избавило бы людей от долгих лет военных действий.

– А может, и нет, – иронично заметил Джейми, и Роджер засмеялся.

– А может, и нет, – согласился он. – Суть вот в чем: есть время для тех, кто хочет мира, а есть для тех, кто жаждет крови.

Брианна дошла до дома, обернулась и стала ждать остальных, тоже прислушиваясь к разговору.

Роджер остановился рядом с ней и посмотрел наверх. Из дымохода фонтаном вылетали яркие искры, освещая его лицо.

– Вы обращались ко мне, – наконец сказал он, вглядываясь в ослепительную темноту. – На Собрании, у огня.

– Seas vi mo lamh, Roger an t’oranaiche, mac Jeremiah mac Choinneich, – тихо произнес Джейми. – Да, обращался. «Останься со мной, поющий Роджер, сын Джеремайи».

– Seas vi mo lamh, a mhic mo thaighe, – сказал Роджер. – «Останься со мной, сын моего дома». Вы это серьезно?