– Роджер рассказал мне о масонской ложе в Ардсмуре, – призналась я, чтобы ему помочь. – Вчера вечером.
Джейми бросил на меня удивленный взгляд:
– А откуда Роджер Мак знает? Кристи ему доложил?
– Нет, Кенни Линдси. Но Кристи показал ему какой-то масонский знак, когда приехал. Я думала, что католикам запрещено вступать в масонские ложи.
Джейми приподнял бровь:
– Вообще-то, да. Но Папы в Ардсмуре не было, а я был, и я не знал, что это запрещено. Значит, Роджер тоже масон?
– Очевидно. Но ведь дело не в этом?
Джейми кивнул и отвел взгляд.
– Помнишь сержанта Мурчисона, саксоночка?
– Отлично помню.
Я его встречала только раз, пару лет тому назад в Кросс-Крике. Однако это имя всплывало совсем недавно в другом контексте, и я наконец вспомнила, где его слышала.
– Арчи Хейс рассказывал о нем, или о них. Они – близнецы, и, кажется, один из них стрелял в Арчи у Каллодена.
Джейми кивнул. Его глаза были полузакрыты, словно он смотрел в прошлое, вспоминая дни, проведенные в Ардсмуре.
– Да, хладнокровно пристрелить человека – им раз плюнуть. Жестокая парочка. – Его губы искривились. – Единственное, за что я благодарен Стивену Боннету, – что он убил одного из этих гадов.
– А второй?
– Второго убил я.
В комнате вдруг стало очень тихо, словно мы вдвоем перенеслись куда-то далеко от Риджа. Джейми не сводил с меня синих глаз, ожидая ответа. Я глотнула и спросила, удивляясь тому, как спокойно звучит мой голос:
– Почему?
Он отвел взгляд и покачал головой:
– На то есть сотня причин. И ни одной.
Потом потер запястье, словно ощущая вес железных кандалов.
– Саксоночка, я могу рассказать тебе множество историй об их жестокости, и все они будут правдивыми. Мурчисоны охотились за слабыми, избивали и грабили их. Они из тех, кто совершает насилие ради насилия, просто так, потому что нравится. В тюрьме от таких, как они, не скрыться.
Узники Ардсмура должны были трудиться. Они нарезали торф, работали в каменоломнях, таскали камни. Каждую маленькую группу охранял английский солдат с ружьем и дубинкой. Ружье – чтобы предотвратить побег, а дубинка – чтобы поддерживать порядок и наказывать непослушных.
– Было лето. Ты же знаешь, саксоночка, что в Шотландии в это время белые ночи?
Я кивнула. В конце лета в Шотландии, далеко на севере, в канун летнего солнцестояния солнце практически не садится. Оно опускается за горизонт, но даже в полночь небо бледное и молочно-белое, а прозрачный воздух наполнен таинственной дымкой.
Начальник тюрьмы решил воспользоваться этим и заставлял узников работать до поздней ночи.
– Мы не возражали, – сказал Джейми, глядя куда-то вдаль, сквозь таинственную дымку памяти. – Все равно на улице было лучше, чем в камере.
И охранники, и узники к концу дня с ног падали от усталости. Заключенных собирали, строили в колонну, и они маршировали в тюрьму через вересковую пустошь, спотыкаясь и мотая головами, мечтая лишь о том, чтобы упасть и уснуть.
– Мы еще были в каменоломнях, когда узников начали собирать, чтобы отвести в тюрьму. Мы загружали в повозку инструменты и последние каменные блоки, когда я услышал за спиной какой-то звук. Оборачиваюсь, а там сержант Мурчисон – Билли. Я только недавно узнал, кто из них это был. Сержант сидел на корточках, опустив голову, – размытый силуэт на фоне перламутрового неба. Я все время думаю, решился бы я на такое, если бы посмотрел ему в глаза.
Сержант поднял дубинку, ткнул Джейми в ребра и указал на деревянный молот, лежащий на земле. А потом отвернулся.
– Я действовал, не задумываясь, – едва слышно произнес Джейми. – Пара шагов, и я оказался у него за спиной, набросил на горло цепь кандалов и придушил. Он не издал ни звука.
Повозка стояла в десяти футах от края каменоломни – там был обрыв глубиной сорок футов, а внизу плескалась вода, почти черная под пустым белым небом.
– Я привязал его к камню и швырнул вниз, а потом вернулся к повозке. Двое из моей группы были там – стояли в полумраке, словно статуи, и ждали. Никто не произнес ни слова. Я взялся за поводья, они сели в повозку, и мы направились в сторону тюрьмы. Затем присоединились к колонне и все вместе молча вернулись в камеру. Сержанта Мурчисона не хватились до следующего вечера, – все подумали, что у него выходной и он отправился в село.