Собеседник взялся повторить:
– Не заигрывай с ним. Не надо. Я понимаю, что Ид нравится, но и ты пойми…
Вот тут судья осёкся – просто гримаса, исказившая моё лицо, поводов для сомнений не оставляла. Следом пришло возмущение, и настолько сильное, что я крепко сжала кулаки и топнула ногой.
Удивительно, но в этот миг кое-кто всё же изволил включить соображалку и даже смутился немного.
– Хм… Хочешь сказать, что я ошибся? – спросил Осб. И прежде, чем успела кивнуть: – Айрин, не злись, но со стороны всё выглядит именно так.
Не злись? Именно так?!
– Эй, Айрин… – Судья опять руки в защитном жесте выставил и даже отступил на полшага. Я же искренне пожалела о том, что оставила палитру и кисточку. Они бы сейчас ой как пригодились!
– Ты… – практически прошипела я.
– Айрин, прости, – попробовал сгладить свинтус.
Но через миг не выдержал, и…
– Со стороны действительно видней, и то, какие взгляды ты на него кидаешь, как хлопаешь ресницами, наводит на вполне логичные подозрения.
А спустя ещё мгновение…
– Кстати, малышка, а ты знаешь, что убийство судьи – это пожизненная каторга? Даже на амнистию рассчитывать не придётся.
– Да неужели! – взвизгнула я.
Жаль, но, услышав слово «каторга», всё-таки протрезвела. Перестала шипеть и застыла, грозно сложив руки на груди.
Осберт смену настроения, разумеется, заметил и лучисто улыбнулся. Выдержал приличествующую моменту паузу, а потом шагнул навстречу и предложил:
– Помиримся?
– Опять?
Представитель благородного семейства резко насторожился, а меня… немного занесло. Просто эмоции зашкаливали, били прямо-таки фонтаном.
– Кстати, а что с тем обедом? – спросила в итоге. – Где шарики? Где купленные в Ширте цветы и чудесные заснеженные пейзажи?
– Хм, – отозвался Осб. – А откуда ты знаешь?
Я усмехнулась и парировала:
– Думаешь, шпионские навыки есть только у вашей семьи?
Вывод, к которому пришел собеседник, был настолько вопиющим, что во мне снова жажда убийства проснулась…
– Нет, ну ты точно нам подходишь, – заявил зараза. – Давай прекращай вздыхать по Идгарду и выходи за меня.
– Что?!
Увы, но я снова завелась, причём в долю секунды, с полоборота. А Осберт опять рассмеялся и, выдержав новую паузу, сказал:
– Малышка, полегче, это всего лишь шутка. Но всё-таки откуда тебе известно про обед?
– Не скажу! – грозно рявкнула я.
Потом подумала и поступила самым разумным образом – круто развернулась на каблуках и направилась обратно к мольберту. А преодолев добрую половину пути, вздрогнула и застыла. Просто Осб ответил, и голос его прозвучал вполне серьёзно…
А сказал он следующее:
– Нам Идгард запретил.
Пара секунд на осознание, и я медленно повернулась, чтобы уставиться на судью в оба глаза. Мне ведь почудилось? Или…
– Ид потребовал, чтобы мы от тебя отстали, – приблизившись, пояснил щёголь. – Чтобы никаких обедов, экскурсий и встреч.
Я вытаращилась пуще прежнего и даже рот от удивления приоткрыла. Потом нашла в себе силы спросить:
– Шутишь?
Осберт отрицательно качнул головой и точно хотел что-то добавить. Но я сделала запрещающий жест – нет, не надо. Молчи. Не усугубляй.
Ведь всё и так ясно… Даже если отбросить запрет, который действует для меня, у нашей с Идгардом симпатии нет шансов. Он – будущий герцог Раванширский, а я – дочь простого юриста. К тому же учусь на художника и уже полтора года живу в городе с самой дурной репутацией. Мы не пара. Совсем.
– Осб, я понимаю, – сказала со вздохом. – Ты зря волнуешься, потому что я действительно не претендую. И замуж до окончания университета всё равно не пойду.
– Тебе правда так хочется получить этот диплом? – не поверил собеседник.
– Угу.
Буркнула и, выдохнув, шагнула к мольберту. Продолжать сомнительный разговор не желала категорически, и судья, нужно отдать ему должное,