Пока они ели, помещение постепенно заполнилось горожанами, которые заглянули поесть или насладиться парой бокалов вина или стаканом-другим пива перед тем, как разойтись по домам. Один из пришедших достал из сумки набор свирелей, а другой настраивал струнный инструмент, по форме напоминавший тыкву. Рейнджер, заметив этих людей, расположившихся у камина, кивком указал на них Хорасу.

– Похоже, скоро начнется веселье, – проговорил тот.

Все начали подвигать стулья к камину и требовать еще выпивки.

Зазвучала печальная мелодия – это один из музыкантов заиграл на свирели. Вскоре к ней присоединился и струнный инструмент. Музыка заполнила весь зал. Она проникала прямо в сердца слушателей, заставляя их вспомнить о давно потерянных друзьях и временах, что канули в небытие.

Холт внезапно расчувствовался, припомнив долгие летние дни в лесах близ замка Редмонт и невысокого подвижного юношу, который задавал бесчисленные вопросы и делал жизнь старого рейнджера интересной. Холту вспомнилось лицо Уилла: искристые карие глаза, исполненные неугасимого веселья, волосы, взлохмаченные капюшоном плаща. Как усердно ученик заботился о Тягае, как был горд, когда узнал, что у него будет свой конь, пусть и не боевой.

Холт ощущал, как годы проходят, делая его все старше – борода его уже давно начала седеть, – но с появлением Уилла в дом рейнджера ворвались молодость и радость. Много трудных дорог пришлось пройти рейнджеру, и на склоне лет дружба с учеником стала для него отрадой.

Вспомнил он и рассказ Хораса о том, как Уилл решил последовать за вражеским войском в Кельтику и как этот совсем еще мальчик в одиночку противостоял варгальским и скандийским воинам, пока Ивэнлин проверяла, загорелся ли мост. У этого юноши был не только неукротимый дух. В его душе жили отвага, находчивость и верность. Из юноши получился бы превосходный рейнджер, решил Холт – и вдруг понял, что думает о Уилле так, словно этой возможности никогда уже не суждено осуществиться. Глаза его увлажнились, и он беспокойно заерзал. Холт давно привык скрывать свои чувства. Но потом он решил, что Уилл уж точно стоит скупых слез старого вояки вроде него, и не стал вытирать глаза.

Искоса взглянув на Хораса – не заметил ли он чего? – Холт убедился, что юноша поглощен звуками музыки. Он подался вперед на скамье, губы его были полураскрыты, пальцы неосознанно отбивали ритм на грубой поверхности стола. Ну и хорошо, подумал Холт с печальной улыбкой. Не годится, чтобы юнец увидел, как старый воин разводит сырость при первых звуках печальной мелодии. Рейнджеры (а особенно бывшие рейнджеры, изменники, оскорбляющие королей) должны быть сделаны из более прочного материала.

Холт заметил, что публика награждала музыкантов, бросая монеты в шляпу, лежавшую рядом с ними на полу. Рейнджер всучил Хорасу немного мелочи и показал на исполнителей.

– Отдай им. Заслужили.

Хорас кивнул, от всей души соглашаясь, и поднялся, чтобы пересечь зал. Ему пришлось нагибаться каждый раз, когда он доходил до потолочной балки. Он по следним кинул монету в шляпу. Музыкант увидел незнакомое лицо и улыбнулся в знак благодарности. А потом снова взялся за инструмент и новая мелодия заполнила зал.

Хорас медлил: ему не хотелось возвращаться теперь, когда музыка снова заиграла. Он бросил взгляд назад – туда, где в тени сидел Холт, – пожал плечами и уселся за стол рядом с небольшой толпой посетителей, окруживших музыкантов.

Теперь музыка была совершенно иной: в мелодии зазвучали торжественные нотки, усиленные мощными мажорными аккордами его инструмента. Эта бодрая музыка воодушевила присутствующих. Они начали отбивать ритм ногами и стучать в такт кулаками по столу. На лице Хораса расцвела восхищенная улыбка. Когда открылась входная дверь и порыв ветра пронесся по залу, юноша не обратил внимание на вошедшего человека.

Однако другие его заметили, и Холт, с годами отточенным чутьем на неприятности, ощутил, как изменилась атмосфера в зале. Казалось, людей, столпившихся вокруг музыкантов, охватило какое-то неприятное предчувствие.

Да и музыканты, увидев нового гостя, на секунду забыли о мелодии, возникла едва заметная пауза, но Холту ее было достаточно.

Он взглянул на незнакомца. Высокий, хорошо сложенный мужчина лет на десять младше его. Черная борода и волосы, а также густые темные брови придавали ему зловещий вид. Он явно был не из простых горожан. Неизвестный откинул плащ, под которым оказалась короткая плетеная кольчуга, покрытая черным сюрко с изображением белого ворона.

У пояса сверкала рукоять меча, украшенная золотой гравировкой. Высокие сапоги из мягкой кожи выдавали в нем всадника – рыцаря, судя по эмблеме на сюрко. Холт не сомневался, что около таверны нашел бы боевого коня. Скорее всего, черного как ночь, судя по цветовым предпочтениям незнакомца.

Человек, очевидно, кого-то искал. Незнакомец быстро обвел взглядом зал и, казалось, вовсе не заметил Холта, молча сидевшего в дальнем углу, но глаза его загорелись, стоило им остановиться на Хорасе. Рыцарь едва заметно сдвинул брови и слегка кивнул. Юноша, завороженный музыкой, не обратил внимание на человека в черном.

Но другие все видели. Холт заметил, как насторожились хозяин с хозяйкой, они ждали, что случится дальше. Некоторые из горожан начали проявлять признаки беспокойства; видимо, они бы предпочли оказаться подальше отсюда.

Холт потянулся к колчану, что лежал под столом. Как и всегда, он держал оружие под рукой даже во время трапезы, и его лук тоже стоял неподалеку, прислоненный к стене. Он вынул стрелу из колчана и положил перед собой.