стеллажи и куча пустых банок. В общем, кукиш с маслом мы там нашли… в герметичной упаковке.

– Утром, как только рассветет, поедем назад. – Лицо полковника стало кислым, как лимон. – Может, еще послать орлов, пусть поищут, стены простучат?

– Незачем, Петр Сергеевич. Я все осмотрел. Нет ничего.

– Ну, на нет и сюда нет. И туда нет.

Дождь и не думал прекращаться. Ливень зарядил такой, что Николай с тревогой представил себе, какими стали дороги, если они и раньше были топким месивом.

Шум дождя проникал даже в здание. Там, где стекла были разбиты, под окнами образовались лужи. Но люди сидели далеко от оконных проемов и старались, чтобы на них не капало. «До ветру» ходили в самый дальний конец коридора.

Двое солдат, поставленные нести караул в первой половине ночи, сидели у огня и то и дело, по одному, обходили зал.

Но большинство бойцов уже спали. Малютин давно заметил, что безделье утомляет сильнее, чем тяжелый труд. Мозг – это генератор. Постоянно загруженный работой, он дает энергию, чтобы не спать хоть несколько дней подряд. Он до войны и сам спал по 3–4 часа в день, как Никола Тесла или Эйнштейн. Потому что постоянно нагружал себя работой, читал, узнавал что-то новое. Может быть, все великие люди – политики, ученые, творцы – и добились многого потому, что у них были эти свободные ночные часы, когда им никто не мешал – ни коллеги, ни семья? И можно было в тиши кабинета обдумывать, творить, изобретать.

Малютин заметил, что за ним особо не следят. Даже Якут наконец-то оставил его в покое и о чем-то вяло беседовал с бородатым радистом. Похоже, Токарев решил, что излишняя подозрительность только привлечет к нему лишнее внимание.

«Что у него там за штуки были в рюкзаке? Да где ж тут разберешь? Плохо быть гражданским человеком, плохо…»

В какой-то момент веки биолога смежились, и он не заметил, как перенесся из одной реальности в другую.

Сам момент перехода был незаметным. Просто один кадр сменился другим. И ученый больше не лежал поверх потертого спального мешка, а стоял посреди улицы в тени высокого здания.

Мертвый город обступал его со всех сторон, но ему не было страшно. Он был не один. Кожей он чувствовал незримое присутствие себе подобных. Братьев и сестер.

Их черные тени выросли справа и слева, падая на неровный, с выбоинами, асфальт. Видел он и свою тень. В ней было что-то одновременно знакомое и незнакомое.

Он был не на прогулке. Он был охотником, который преследует жертву. Они были стаей… нет – единым организмом… Единым из многих… Гораздо более единым, чем могут быть человеческие существа.

Они гнались за кем-то по темным лабиринтам улиц, чтобы попробовать горячую кровь и набить живот свежей плотью, такой непохожей на грубое мясо живущих здесь зверей.

Он не был оборотнем, хотя в небе сквозь тучи проглядывала огромная бледная луна, освещая скелеты сгоревших зданий. Он был чем-то иным, но не менее страшным, чем вервольф.

Люди. Мягкотелые, слабые, медленные, почти слепые. Одетые в резину и металл, которые их не спасут. Вооруженные, но беззащитные.

Он бежал неслышно, ссутулившись, как горилла, и почти касаясь руками земли. Когда оставалось совсем немного, понесся гигантскими скачками.

Один из убегающих обернулся. Что-то прокричал, и пуля пролетела рядом с тем, чьими глазами он видел. Второго выстрела не последовало, потому что они с собратьями догнали человека и повалили на землю. Тот, кто был его глазами, первым набросился на жертву, пытающуюся инстинктивно закрыться рукой. Крючковатыми пальцами, заканчивающимися не ногтями, а острыми роговыми пластинами, он уцепился за его костюм, под подбородком. Лопнул сначала слой резины, потом слой ткани и слой кожи. Потекла кровь. Захрустели кости. Кто-то остался добивать и терзать упавшего, а он с двумя братьями уже догонял остальных. Охота продолжалась, скоро они вдоволь наедятся.

И вдруг все они застыли. Общая мысль пронеслась через их почти неразделенные разумы: надо возвращаться в логово.

Малютин проснулся. Его передернуло от отвращения. Было страшно и мерзко. Что же у него творилось в башке, если он такое видел?

«Easy. Relax, – сказал он себе. – Нет ничего стыдного в том, что, пережив такой ад, от которого даже сильные и уравновешенные люди на твоих глазах вешались или сходили с ума, ты всего лишь немного съехал с катушек. Подумаешь, тебе снится, что ты упырь-людоед. Было бы странно, если бы тебе и дальше снилось, что ты ходишь по парку аттракционов или отдыхаешь в тропическом раю».

Так он себя успокоил.

Костер почти прогорел, и было темно. Судя по тому, что часовые были всё те же, шла еще первая половина ночи. То есть он проспал всего несколько часов.