Понедельник, вечер
День тянулся медленно. За окном ветер гонял по двору выцветшую обертку, стертую и бесформенную – то ли «Сникерс», то ли «Марс». Тянулись в никуда провисшие провода, которые когда-то питали поселок энергией.
Книги помогали убить время. Даже страшные и мрачные. Он успел перечитать «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима» и взяться за «Хребты безумия».
– Зачем ты читаешь такое дерьмо? – спросила его Марина, кладовщица, в тот самый вечер, когда они в последний раз поругались. – Разве это помогает забыться?
Они лежали в постели, но то, что они сделали за пару минут до этого, было очень механистично и совсем не принесло желанного расслабления душе. Только телу. Впрочем, она была не так уж плоха. Даже сейчас, когда у всех у них прибавилось морщин и легла на лоб печать долгой жизни в замкнутом пространстве.
Сама Марина читала романы, на обложках которых мускулистые герои в рубашках с расстегнутым воротом сжимали в объятьях полураздетых томных красавиц. А на обложках его книг жили своей жизнью бесформенные твари со щупальцами.
– Помогает. В этих книжках нет ничего похожего на прежнюю жизнь, они уводят мысли в сторону. А от твоих романов тебе только больнее. Там все слишком красиво, – ответил он ей тогда.
Он так и не понял, дошла ли до нее его простая мысль.
Но на нынешний вечер у него было припасено другое чтиво. То, о котором никто из остальных ничего не знал. Николай нашел его неделю назад внизу, в маленьком убежище, расположенном под его домом, случайно заметив, что один из кирпичей стены возле приставной лесенки держится неплотно. Это был ежедневник в синей обложке.
Он еще не дочитал его, берёг, как запретный наркотик, готовясь впитывать чужую боль, чтоб утолить свою.
Что ждало его на тех страницах, что он еще не открывал? Просто история выживания? Страх неизвестности? Боль от потерь?
Он пока позволил себе просмотреть только несколько записей. Так, для затравки, как аперитив. Одну со второй страницы:
Одну с предпоследней:
И еще несколько из середины.
В двадцать минут восьмого Николай был уже готов и стоял в шлюзе. В ОЗК – общевойсковом защитном комплекте – в жару можно было сильно перегреться. Но такой жары теперь не бывало даже летом.
Поэтому он, надев под костюм все теплое, не прогадал. Термометр показывал около нуля, но судя по тому, как вертелся самодельный флюгер за окном, ветер был шквалистый, а значит, температуру «по ощущениям» можно было уменьшить на несколько градусов.
Стенки «трубы» чуть колыхались, будто сделанные из полиэтиленовой пленки. Попадая в щели, ветер свистел и завывал. Не зря раньше примерно в это время года англосаксы отмечали день бродящей по земле нечисти.
Собравшись с силами и мыслями, Николай шагнул в «трубу» и задраил за собой люк. Он уже привык, что в это время осенью не видно ни зги, но сейчас был редкий момент, когда тучи рассеялись. Наверно, помогла буря. Хороший знак. На западе небо переливалось красками от багрового до кроваво-красного и было похоже на хорошо отбитый кусок говядины. Где-то там, словно рисунки на песке, проступили силуэты черных домов и крыш города. Можно было разглядеть даже отдельные контуры знакомых новостроек.
Две темные фигуры уже ждали его неподалеку, возле кособокого столика и сколоченной из досок скамейки. Он узнал Жигана и дядю Лёву. Не самые приятные попутчики: один хам, второй нытик. Но могло быть и хуже. Могли поставить с кем-то, кто стал бы изображать дружелюбие и пытаться вытянуть на разговор «по душам».
– Явился, значит, Микроскоп. А мы уж думали, тебя гады сожрали. Неделю не вылазишь.
Противогаз с хоботом сильно искажал голос говорящего, а лицо этого невысокого мужика в прорезиненном плаще он делал и вовсе отвратным.
Данила Антонов, он же Жиган, ему с самого начала не понравился. Ровесник, но до войны успел сменить кучу профессий, если верить тому, что он всем заливал: и охранник, и сборщик долгов, и даже похоронный агент. Маленький, верткий живчик, похожий на хорька. Годы его не обтесали. Годы никого из них лучше не сделали.
И сейчас он не упускал случая подгрести под себя все что плохо лежит.
Николай его недолюбливал, но этап настоящей ненависти давно перешел в безразличную неприязнь. Даже нормально подраться они не успели. Хотя за то время, что они варились в этом поселке, словно в собственном соку, все – и мужчины, и женщины – успели переругаться с каждым представителем
