— Ясно.
Зараза, здесь нельзя засвечиваться. В темноте ночного Красноярска любой огонёк, даже слабый, заметен издалека. Дождь стихает, в тучах появились разрывы, видимость скоро будет нормальная. Уж фонариком-то я любимой женщине обязательно посвечу, пусть там хоть заново польёт водопадом.
Пулемёт добыла, надо же! Да ещё какой! Напрасно расспрашивать, каким образом речной пират с туера «Енисей», удивительным образом умеющий находить общий язык даже с синяками, смог достать такой раритет. Мало ли, кто мимо него мотается, истории могут быть самые разные.
И тут меня наконец-то прорубило:
— Подожди! «Карат»! Ты в канале? Катя? Екатерина! Я что-то не понял, а как он тебе его отдал, почему не рассказываешь?
Она откликнулась тут же:
— Авансом. Расплата на обратном пути.
— Ну?
— Что, ну? Лёша, давай позже, я просто не хотела тебе говорить раньше времени, — в её голосе слышалось смятение, и мне это очень не понравилось..
— Колись!
— Байк! — громко выпалила она в эфир.
— Какой байк? — мой рот открылся во третий раз.
— Тот самый, красный, что в гараже стоит. Бильбао сам предложил махнуться.
— Что-о?! — взревел я раненым моржом. — Как так байк? Мой байк?! И вообще, откуда он про него знает, а?
— Игорь ему, оказывается, рассказал. Похвастался вместо тебя, когда мы продукты передавали. Вот пират и предложил поменяться, говорит, есть у меня, милая Катенька, пулемётик лишний, завалялся, как-то... Самому нафиг не нужен. Сказал, что с детства сильно хотел завести себе крутой мотоцикл, да всё никак не складывалось. Прямо как ты, представляешь! А я подумала: подумаешь, байк!
— Подумаешь? Не, ну ты молодец… — кое-как выдохнул я, правой рукой сжимая подлокотник до боли в суставах. — Твою же душу, Катя, ты прямо в сапогах по сердцу! Меня сперва могла спросить?
— Не спрашивают при таких предложениях! Хватают сразу.
— Это же мечта, можешь это понять?
— Стоп! С ума не сходи, Исаев! Мальчишкой не будь! — крикнула Глебова. — Думай о сравнениях, что важней? Мотоцикл ты ещё найдёшь, если уж так припёрло, не менее красивый, понтовый, и тоже красненький. А пулемёт ДПМ отыщешь в своих гаражах? Ну, может и отыщешь, если все красноярские закоулки обыщешь. Успокойся, взвесь всё!
Я попытался сказать в ответ что-нибудь по-настоящему весомое, без рефлексий, но смог только промычать, ярко представив, как вожделенное чудо техники будет перегружаться на борт «Енисея» с помощью ручных синяков пирата. Как и куда этот сумасшедший флибустьер на нём собрался ездить? Если только не по палубе «Енисея», неужели он оставит судно без присмотра? Да не верю я в это, не оставит! Голова у него повреждена, но Бильбао отлично понимает; на суше суровая действительность его мигом в муку перемелет. Но разве влезешь в голову ненормального!
— Ладно, Екатерина, права ты во всём. Сейчас успокоюсь.
— А я знала, что ты молодец и сразу всё поймёшь! И похвалишь.
— Похвалю, а как же, — буркнул я, после чего торопливо прихлопнул на шее уже успевшего насосаться кровью комара и вытер ладонь о край столешницы снизу, там уже много багровых полосок накопилось, наверное. Сволочи зоркие, для пеленга цели им хватает даже слабого света настольной лампы на светодиодах. Летят один за другим. И дверь закрывать нельзя, не люблю я в такой ситуации взаперти сидеть.
— Давай, родная, до подхода.
— Конец связи, милый.
* * *
Теперь дождь полил мелко и противно, грозовой фронт постепенно уходил всё дальше на восток, сиреневые молнии вспыхивали вдалеке, наверху успокоилось, если это не временное затишье. Чувствую, что фронт протяжённый и глубокий, не в последний раз ударил.
Прохладненько! Холодок упал на всю ночь, потеплеет только к утру, с восходом. Я снял с самодельной вешалки, сделанной из арматурного прута, тёплый водолазный свитер крупной и толстой вязки, быстро надел, и сразу стало уютней.
Монотонный шум дождя усыплял.
Поджав под себя ноги, я сидел в кресле перед трансивером, смотрел через приоткрытую дверь на взбитый дождем участок подкрановых путей и старательно боролся с внезапной сонливостью. Веки потяжелели, глаза предательски смыкались, и разлепить их было совершенно невозможно. Я встряхнул