Упырь не стал спорить, хотя, как обычно, натолкал в свой вещмешок сублимированных продуктов. Не особо вкусно, но зато всегда под рукой. С горя можно даже сухим сжевать, хоть и противно – к языку липнет.

По карнизу застучал дождик. Дождь в дорогу – хорошая примета, хотя им до общего сбора и выдвижения к месту входа еще несколько часов.

Упырь резко сел на диване.

– Знаешь, чего я больше всего боюсь, а, Усатый? – спросил он.

– Чего?

– Того, что Михайловский потащит в Зону лишних людей. Я готов за себя отвечать, за наших, за продюсера с референтом, за оператора… Но на этом список уже заканчивается, и добавлять в него я бы никого не хотел.

– А я что сделаю, чува-ак? – развел руками Аспирин. – Сам же сказал: он оплачивает мероприятие, значит, он – босс. Чего в сауне не митинговал? Теперь небось уже поздно.

– То-то и оно… Михайловский – чел импульсивный, хитрый и пройдошистый. Любит ставить перед фактом. Вот сейчас придем мы, а он с собой приволочет человек десять, и все вроде как необходимые. Что с ним делать?

– Послать.

– Придется…

– Посмотришь, чува-ак, он тут же сбледнет с лица и погонит домой всех лишних. Да и ваще я понимаю: это у тебя после самолета такие фобии. Когда по лесам и аномалиям таскал детей и теток.

Аспирин неожиданно бросил собираемый рюкзак на пол, сел на табуретку и вздохнул.

– Чего? – с осторожностью поинтересовался Упырь.

– Надоело мне все, – печально произнес Аспирин. – «Не ты в Зоне, это Зона в тебе» – херня это все, чува-ак… Как подумаю, что сейчас опять тащиться туда, ползать на карачках, валяться в грязи… Там тебя убить хотят, тут – захавать, аномалия слева, аномалия справа, дождь вон еще полил, значит, мокрое все кругом, противное… А у меня, чува-ак, радикулит, между прочим! Мне не двадцать лет уже. И не тридцать. И даже не сорок…

– Завязать думаешь? – без обиняков спросил Упырь.

Аспирин подергал себя за усы, снова вздохнул.

– Давно думаю. Только что я делать буду? Когда-то в машиностроительном учился, так все забыл… Да и машиностроение мое никому не нужно, поди… Правильно ты сказал – надо последний кусок схватить. И уеду, на хрен, в Абхазию, чува-ак. В Гудауту. Там хорошо, там море чистое, никаких Зон нету вблизи, виноград, чача, мясо на очаге жарят. Махнем со мной, а? Купим катер, рыбу станем ловить. Этих… рапанов. Ракушки такие, слышно, как волны шумят, если к уху поднести. Мы ж никому на хрен не нужны все равно.

– Погоди, – улыбнулся Упырь, – вот слепит наш продюсер свой фильм, наполучает «Оскаров»… Будешь ты по красной ковровой дорожке ходить, во фраке.

– В сраке, – мрачно парировал Аспирин. – Ладно, собирай барахло, а то разлегся!

– Собрал уже.

– А если собрал, то мне не мешай! Иди вон на кухню, там котлеты на сковородке остались. Сожри, не оставлять же. Пока вернемся, даже в холодильнике испортятся.

С этими словами Аспирин снова погрузился в рюкзак, что-то сердито бормоча себе под нос.

На кухню Упырь не пошел, а пошел на балкон. Дождик был совсем реденький, теплый. Внизу по улице проезжали редкие машины, блестя мокрыми боками; возле маленького гастронома напротив двое мужиков что-то пили из пластиковой бутыли, рядом с ними стояла старушка и продавала поллитровые баночки с домашними соленьями, аккуратно расставленные на деревянных ящиках.

Все здесь так же, как было лет двадцать назад. Прогресс, Зона, войны локальные и не очень – а бабушка с банками тут явно стояла, и мужики тоже. Ну, может, не они сами, а их родители. А все потому что Россия.

Старушка с банками заметила тем временем на балконе глазеющего на нее негра и зачем-то показала ему сухонькую фигу. Упырь расхохотался.

– Хорош ржать, чува-ак! – крикнул ему из комнаты Аспирин. – Помоги лучше детектор мой найти, куда-то я его сунул…

– Щас скажу, куда.

– Не издевайся!

– Ладно… В сортире смотрел? На полке, где книжки?

– Смотрел. И под диваном тоже. И в тумбочке.

– Сейчас иду…

И, махнув на прощание старушке, Упырь отправился на помощь.

А капитан Сниферов сидел на беседке в детском саду и, не найдя занятия получше, с горя принялся считать противников. Насчитал двадцать