ответственностью, четким осознанием своей роли в жизни страны и общества. Ну да, Николай Третий позволил себе… немного лишнего в семейных отношениях. Было дело. Но ему и в голову не пришло участвовать в пикете в защиту прав содомитов, как это сделал один из его депутатов.

Проблема была еще и в том, что Его Императорское Величество был один, и даже если бы и хотел, не смог бы подать столько информационных поводов, сколько триста пятьдесят депутатов, почти каждый из которых вел себя, как свинья, дорвавшаяся до кормушки.

А люди видели это. Читали. Делали выводы. И главный среди них – нет, нам такого не надо…

Адьюнкт-профессор мечтал о чем-то вроде римского Сената. С суровым имущественным цензом для того, чтобы избирать, и еще более суровым и имущественным, и образовательным цензом – для того, чтобы быть избранным. Об этом он никогда ни словом, ни полсловом не заикнулся перед избирателями – но мечтал он именно об этом. О мраморных скамьях Колизея и исполненных достоинства сенаторах, произносящих чеканенные в граните речи, каждая из которых долженствовала войти в историю. Совсем не о той речи, которую на прошлой неделе произнес скандальный депутат Крестовоздвиженский, закончив ее паническим криком «Караул!», от которого вздрогнул весь Президиум.

Крестовоздвиженский был родом из Одессы. Начинал как адвокат по бракоразводным делам, потом – брался за любую грязь, лишь бы платили. Мелькал на телеэкранах. Потом – вел передачу, юридическую. Человек, совершенно лишенный моральных принципов, глашатай и пустозвон. Как такой идиот попал в Государственную Думу?

Как-как. От партии Конституционных демократов, вестимо. Ведь они заказали специальное исследование, привлекли опытных политологов, выявили наиболее харизматичных и засвеченных на телеэкране кандидатов, за которых может проголосовать простой народ, сделали им предложения. Только ему, отставному университетскому профессору, было тошно смотреть на не умеющих себя вести горлопанов, любого из которых он бы с радостью выгнал с лекции. Не говоря уж о том, чтобы поддерживать порядок во фракции.

Но все равно – он мечтал о переменах.

Ему, образованному человеку, было просто физически тяжело находиться в России. Внук французской эмигрантки[18], он с детства впитал триаду свободы – либералите, эгалите, фратерните[19]. Его бабушка научила его отличать свободу от несвободы на инстинктивном уровне. Научила, что в конфликте сильного и слабого надо всегда становиться на сторону слабого. Научила бороться, а таить – он научился уже сам. В то время за либералите, эгалите, фратерните можно было получить пять лет по Особому Совещанию.

Он считал, что хоть Правящий дом должен оставаться на троне, но основные функции власти должны быть переданы Ответственному правительству, а законы, принятые всенародно избранной Думой, должны быть незамедлительно исполняемы. Он считал, что бунтующим народам окраин надо дать шанс на построение самостоятельных государств, что надо создать на базе Лиги Наций более влиятельную организацию и передать ей часть государственного суверенитета. Он даже название придумал – Организация Объединенных Наций – красиво, а? Что постыдно – убивать маленький, но гордый афганский народ только за то, что он хочет свободы. Наконец, он считал, что победа над Британией – не триумф русского оружия, а постыдное утверждение права сильного и вмешательство в конфликт третьих стран, подлое и вероломное. И ничем не оправданное…

Да, конечно, он слышал все аргументы монархистов, которые остались неизменными еще со времен Его Величества Императора Николая Третьего. О том, что Англия напала на САСШ и провидением Божьим России выпал шанс покарать агрессора и расплатиться за злодеяния, веками совершаемые подлой и вероломной Английской Короной. О том, что существуют народы, в принципе не способные к самоопределению, и задача русского народа и русского солдата – принести долгожданный мир на такие земли, призвать оные народы к порядку и научить их трудиться ради пропитания своего. О том, что лица, нарушающие законы войны, обращающие силу своего оружия не против солдат, а против не имеющих никакого отношения к конфликту гражданских лиц, не могут считаться человеческими существами в полной мере, и на них не распространяются никакие гарантии милосердного отношения по отношению к пленным или комбатантам. О том, что уступка – даже малейшей части суверенитета некоему коллективному органу – приведет только к общей дестабилизации военно-политической обстановки, а участие в этом органе на равных малых наций и наций великих делает его бессмысленной профанацией, точно так же, как нельзя смешивать учеников и учителей. О том, что законы, принимаемые Думой, вполне могут быть популистскими, направленными на удовлетворение сиюминутных нужд и чаяний народа в ущерб стратегическим задачам – а потому нужен верховный арбитр. О том, что правительство – как коллективный орган – не может быть ответственно перед другим коллективным органом, потому как это создаст неразбериху, безответственность и популистскую показуху.

Он все это знал. Все до последнего аргумента. Но душа – требовала: свободы, равенства, братства. И римских сенаторов в тогах.

О том, что что-то неладно – он знал, конечно. Знал, что в Гвардии не все недовольны тем, что во главе страны – женщина. Знал, что в армии не всем нравятся ее решения и делают ставку на Павла Николаевича, молодого и часто невоздержанного. Знал… да много чего знал. Знал, что недовольны некоторые крупные промышленники: Ксения Александровна с уверенностью опытного биржевого спекулянта-махинатора перекрыла каналы, дававшие некую хуцпу[20]. Знал, что недовольны некоторые уличные демонстранты – одно время они почему-то считали Ксению Александровну прогрессивной личностью, но по факту ее приход дал новый импульс работы спецслужбам. Ну… много чего он знал. В том числе и о некоторых конкретных делах.

Откуда? Ну… разговоры были. Причем такие разговоры никогда не ведутся впрямую, но собеседники отлично понимают друг друга. Пора менять всю систему – как думаете, о чем это? Или осторожное прощупывание. Хозяин не ценит старые кадры. Если собеседник принимает – то хозяин стал стар, если