работала повнимательнее – вряд ли бы он попал даже в армию. Не говоря уж о том, чтобы в гвардию.
Он был сыном священника, но по взглядам – законченным разночинцем, то есть негативистом, провокатором и потенциальным бунтовщиком, то есть человеком, который в любой взрывоопасной человеческой массе запросто сыграет роль детонатора, первым крикнет – бей! А «негативист» означало то, что взгляды у Подлясных и на власть, и на Престол, и вообще на страну были сугубо негативными. Это вообще родовая черта разночинцев – они живут в печали, неустроенные, и злы на весь мир за то, что остальные не следуют их примеру, а просто живут. Для них, образно говоря, Австро-Венгрия не то место, где жил и творил великий Моцарт, а то, где его отравили. Во всем они упорно ищут негатив, и во всех проблемах обвиняют кого угодно, кроме себя самих. При этом у них часто острый, изворотливый, цепкий ум, который очень даже может пригодиться, если только тебе удастся достучаться до каких-то глубинных слоев личности разночинца и приставить его к делу.
В армию он пошел по совету, потому что отслужившим в армии полагаются немалые льготы – так что пошел добровольцем. В Гвардию он попал из-за своей внешности – среднего роста, курносый блондин, как и положено для Павловского полка. А здесь – он пригодился командиру, которому надо было, чтобы кто-то писал бумаги и приглядывал за хозяйственными делами… как и в любом полку их было достаточно, а для боевого офицера хозяйственные дела – сущая мука. Вот он и приглядывал… и прижился в полку, подписал первый контракт и благодаря высшему образованию стал прапорщиком, то есть пошел по офицерской лестнице. Хотя армию он тоже недолюбливал и к положенному порядку относился скептически.
Как только он стал офицером, командир принял еще одно, скорее всего, неверное решение – поручил ему проводить политинформацию. Сейчас, в век, когда телевизор можно смотреть на ходу на экране мобильного коммуникатора, а Интернет настолько доступен, что бесплатный доступ по всему Невскому – наверное, политинформация была глупостью. Но солдаты из обилия информации выбирали совсем не то, что положено: смотрели футбол, украдкой скачивали порнуху. Так что кто-то должен был доводить необходимый минимум. Вот его и доводил Подлясных, а солдаты называли его меж собой, как обычно и бывает в таких случаях, – Сказочник.
Но сейчас – он едва ли не первым почувствовал неладное. Это что такое? Что за выступление? Куда? Почему? И что за слова – про угрозу Державе?
Какая, к черту, держава?! Угроза державе – дубинноголовые у трона, а сам трон прогнил насквозь. Право, неудобно бывает – выехал на вакацию, а там на тебя смотрят, как на лапотника из немытой России…
А эти… ох, что-то врут. Ох, врут. Вон – стоит, перчатки как мнет – нервничает. Неладно что-то. А он не дурак – голову в петлю совать. Нет, это – без него, господа…
– Господин генерал! – крикнул он, улучив момент. – Вопрос!
И все замерли. Генерал посмотрел в ту сторону, откуда раздался крик – с недоумением…
– Говорите!
– А письменный приказ выступать есть?!
Вопрос хороший, конечно. Первый, который надо задавать в таких случаях.
– Конечно, есть. Кто желает – извольте выйти из строя, ознакомиться.
Чувствуя на себе взволнованное молчание строя, Подлясных вышел. Полковник, смотревший на него волком, протянул бумагу.
– Попомнишь у меня… – едва слышно сказал он.
Отступать было некуда.
– А почему это подписано Шубовым?! – крикнул он так, что услышали все. – Разве не господин генерал Романов начальник Петербургского военного округа? Что это все значит?! Где подпись генерала Романова?
– Арестовать! Полковник Суходольский, исполняйте.
– Есть!
Но не успел полковник Суходольский и пара солдат военной полиции вмешаться – Подлясный закричал благим криком:
– Товарищи, это мятеж! Нас же на Дворцовую ведут!
– Арестуйте этого провокатора! – вышел из себя генерал.
Суходольский и двое из военной полиции схватили Подлясного, тот вырывался и кричал, строй немо молчал, и все было уже очень плохо. Они попытались повести его к штабу – и тут ефрейтор, со значком Георгия четвертой степени на груди, заступил полковнику дорогу.
