Замерла. Несколько секунд раздумывала над поступившей информацией, а после – плавно положила ладони на его грудь, впилась ногтями…
– Ким!!! – рык, потрясший стекла.
Провела вниз, оставляя десять красных борозд, первые, кстати, уже стремительно затягивались.
– Ким, хватит! – рык, переходящий в хрип.
Сжала его, дернувшегося всем телом, бедрами, а едва прекратил вырываться, ехидно процитировала его собственные слова:
– «Ты моя жена и моя леди, единственное, чем тебе позволено интересоваться, это моими пожеланиями в отношении наших ночей. Все!» – впилась ногтями еще сильнее и прошептала: – А ты, Сонхейд, для меня вообще никто, и указывать мне ты права не имеешь. Ясно?
Глаза распахнул мгновенно. И взгляд, полный ярости, хмурый, напряженный.
– Вспомнил? – наваждение схлынуло, возбуждения больше никакого, я просто была до безумия зла на него. – Приятно, когда твоим мнением не интересуются, а, Сонхейд? – начала я срываться. – Или, может, очень приятно возбуждаться вопреки собственному желанию?
Ни слова в ответ.
Только взгляд становится все более злым.
– А еще знаешь, что меня бесит? – почти крик. – Когда ты трогаешь все, что вздумается, абсолютно не интересуясь, хочу я этого или нет! И, кстати, может, стоит наглядно продемонстрировать, каково это, а?
Рывком села ниже, не глядя на оборотня, начала зло развязывать халат, и…
– Ким, – голос прозвучал хрипло и глухо, – не смей!
Усмехнулась, а затем, глядя ему в глаза, раскидала полы халата, обнажая все, что скрыто. И не глядя, потому что взгляда от потемневшего лица Сонхейда не отрывала, повела пальцами по напряженному каменному животу, ниже, по кости, еще ниже…
Судорожный вздох альфы, мое затаенное дыхание, и подрагивающие пальцы скользят по обжигающе горячей плоти. Я не смотрела туда, мне с избытком хватало невероятно захватывающего зрелища – Сонхейд!
Теряющий контроль Сонхейд.
Его грудная клетка хаотически вздымалась, глаза вдруг стали темными, почти черными, ноздри трепетали, смуглая кожа приобрела какой-то бронзовый оттенок, губы сжаты, могучие руки сжались в кулаки с такой силой, что проступившие вены, казалось, сейчас лопнут. И взгляд… какой-то затягивающий… невероятный. И он осматривал меня всю, скользя взглядом по груди, шее, губам, снова по шее вниз, вдоль ключиц, ниже, по каждой груди, еще ниже, словно лаская живот, и ниже, вглядываясь туда так, словно уже имел меня.
– Сонхейд! – Я дернулась, инстинктивно прикрыла ладонью черное кружево.
Темный звериный взгляд, с трудом оторвавшись, поднялся выше. Наши глаза встретились. В следующее мгновение оборотень улыбнулся. Хищно, опасно, зловеще как-то. И эта его демонстрация превосходства окончательно лишила меня страха.
– Кажется, кто-то возбужден? – Я сжала то, что уже с трудом сжималось, активно демонстрируя степень каменного желания Сонхейда.
Он не ответил. Впрочем, ответ тут и не требовался. И я, отпустив удерживаемое, потянулась, впиваясь ноготками в напряженные мускулы.
Дернулся. Но плевать совершенно. И коснувшись его губами, я прошептала:
– Жаль, разговора не вышло, Сонхейд. Зато месть за вчерашнее получилась просто замечательная. Вот полежи тут, весь возбужденный, и, может, поумнеешь.
После чего выпрямилась, окинула его насмешливым взглядом, встала, перешагнула через оборотня и спрыгнула с кровати.
Позади царило напряженное молчание.
Не оборачиваясь, подхватила заранее оставленный на стуле халат, надела и, завязывая пояс, направилась к двери. Открыла, вышла в коридор, плотненько прикрыла дубовую створку.
Ощущения были не особо приятные, зато хоть отомстила гаду!
Но с ликованием ничего не вышло – почти сразу за дверью раздался рык и звон цепей.
И скрежет.
И скрип дернувшейся кровати.
Мысленно прикинула возможности цепей в мое запястье толщиной с возможностями Сонхейда, поняла, что он явно проигрывает, и, насвистывая, отправилась вниз, собственно, продолжить несостоявшийся ужин.
Шаг – и почему-то вспомнилось, что Сонхейд тоже ничего не ел. И то, что вернулся голодный и уставший; и почему-то стало его жаль. Надо было бы хотя бы покормить, а потом уже мстить с размахом. Решила, что покормить можно и сейчас, хотя бы немного.
С тяжелым вздохом повернулась, подошла к спальне, открыла дверь и… застыла на пороге.
Оборотень рвал наручники!
Молча, решительно, зло!
Стоя у кровати с раскуроченным изголовьем, с цепями, которые свисали с покореженных стальных обручей, и с выражением абсолютной ярости на