Повисло тяжелое молчание. Сталин в упор смотрел на сына. Глаза его были суровыми и холодными. Отец давил сына своим взглядом, но тот не поддавался и глаз не отводил…
— И я тоже хочу к Кириллу, — раздался вдруг тонкий голосок.
Светлана, проснувшаяся от громкого спора, пришлепала в коридор босая, в одной рубашке, и теперь, моргая от яркого света заспанными глазами, повторила:
— Я тоже хочу к Кириллу, а Васька — плохой, меня не берет. А Кирилл — хороший, он меня на гитаре учил играть и как по носу всяким дуракам давать…
— Ну ты-то куда лезешь? — возмутился Василий. — Там воевать надо, а не в куклы играть…
— Да-а-а? — обиженно протянула Светлана. — А Вера тебя как швыряла? Сам говорил, что аж болит все. Вот она не в куклы играет, правда? — И девочка ехидно закончила: — Она играет в Ваську.
Еще с минуту Сталин молчал. Потом в уголках его глаз разбежались веселые морщинки, и Вождь рассмеялся беззаботным веселым смехом.
— Вот когда тебя Вера валять перестанет, вот тогда поговорим, — произнес он спокойно. — А пока нечего тебе в спецназе у товарища Новикова делать. Только сам опозоришься, и меня, дурня старого, опозоришь. Занимайся, как следует, а я сам с товарищем Новиковым поговорю…
Разговор с Новиковым состоялся через три дня. Сталин знал, что Василий успел съездить к Кириллу и упросить его заступиться перед грозным отцом. Поэтому он был несколько удивлен, когда Кирилл, выслушав все аргументы против службы потомков государственной элиты в частях спецназа, совершенно спокойно кивнул:
— Разумеется, товарищ Сталин. Если на то будет ваш приказ — я немедленно прекращаю обучать мальчиков боевым искусствам.
Сталин замер, помолчал, сосредоточенно кроша табак в трубку, а потом осторожно произнес:
— Смущает ваша покладистость, товарищ Новиков. Очень смущает, потому что покладистость товарищу Новикову не свойственна. Совершенно не свойственна покладистость товарищу Новикову. И хочется понять: отчего начальник научного отдела Осинфбюро такой покладистый?
Кирилл уверенно посмотрел в глаза Вождю:
— Вы, товарищ Сталин, читали о выборе вашего сына в той, другой реальности. Там он выбрал самую опасную тогда профессию — профессию летчика-истребителя. И как мне помнится, по воспоминаниям людей, близких к вашему сыну, летчиком он был, что называется, от бога. Руководителем в авиации он себя тоже зарекомендовал хорошим. Так что мне нет смысла отбирать кадры у моего друга Валерия.
Он смолк, давая Сталину время переварить полученную информацию, а потом продолжил:
— Василий может продолжать тренировки с тем, чтобы получить набор навыков, необходимый в повседневной жизни. То есть не то, чтобы необходимый, но…
— Понимаю, товарищ Новиков. Ваську надо обучить тому, что может пригодиться летчику, артиллеристу, танкисту, — медленно произнес Иосиф Виссарионович. — А делать из него бойца спецназа вы… — тут он смолк и посмотрел на Кирилла, ожидая ответа.
Новиков вздохнул:
— Делать из него бойца спецназа я не считаю правильным, товарищ Сталин. К сожалению. Из него получится отличный генерал авиации, но в спецназе он никогда не поднимется выше старшины. Склад характера не тот. Однако, — Кирилл поднял руку, прося своего собеседника дать ему договорить, — однако я полагаю, что курс бойца спецназа будет для Василия полезным. Хотя бы в том смысле, что он сможет в будущем правильно оценивать возможности такого инструмента, как войска специального назначения.
Теперь молчали оба. Пауза затянулась.
— Спасибо за честный ответ, — наконец нарушил молчание Сталин. — И за умный ответ спасибо. Надо будет обязательно сказать товарищу Чкалову, чтобы он тоже занялся с Василием. А что насчет Артема?
— А вот его бы я просил оставить у меня. Очень возможно, что из него впоследствии вырастет командующий всеми войсками специального назначения СССР… — Новиков помолчал и вдруг закончил неожиданно жестко: — Если, конечно, он останется жив.
Снова долгая пауза. Потом Сталин молча кивнул:
— Так и поступим. Артем — хороший мальчик. Умный и сильный мальчик. Вы уж готовьте его так, чтобы он остался в живых. Обязательно надо, чтобы он остался жив.
Новиков кивнул:
— Сделаем все, что только в наших силах, товарищ Сталин.
— Обещаете?
— Слово офицера.
Сталин усмехнулся в усы:
— Если красный командир дает слово, это значит очень много. Очень крепкое слово у красных командиров. Но если слово дает красный офицер — это
