И это, черт возьми, как-то связано с исчезновением сильных Темных. Швед это остро чувствовал. У всего этого общая причина, иначе и быть не может.

На трассе поехали быстрее, чем в городе, Швед не успел толком поразмышлять над собственными ощущениями, как BMW свернул направо, а вскоре оказался на дороге, ведущей к дачным участкам. Попетляв меж домиков и садиков, водитель притормозил перед зелеными воротами с табличкой «274».

– Приехали, – объявил Ефим, открывая дверь.

Швед тоже выбрался из машины. Из-за ворот глухо гавкнули.

– Свои, Симба! – миролюбиво сообщил Швед.

– Это не Симба, – тотчас поправил Ефим. – Симба уже все, а это – Амба. Как раз и познакомитесь.

«Два года, – напомнил себе Швед. – Два года! С хвостом. Нельзя об этом забывать».

– Машину отпускать? – деловито поинтересовался Ефим, когда Швед хлопнул дверцей и повернулся было к воротам.

Швед невольно задумался. С одной стороны, от Рублева быстро не выберешься, сколько раз Швед в этом убеждался. А с другой – жена, ребенок… Кто его знает, как теперь Дима относится к традиционным посиделкам?

– Отпускайте, – проворчал из-за ворот невидимый пока Рублев. – Мои все равно уехали.

Швед облегченно вздохнул и тут же с некоторой тревогой подумал: «Вот дьявол! Это что же мне – опять каждый раз маяться выбором даже по самому пустячному поводу? Да будь оно неладно, начальницкое кресло!»

Недолгое пребывание в должности начальника Дневного Дозора Причерноморья не оставило у Шведа сколько-нибудь приятных воспоминаний. Когда пришлось должность освободить, он только с облегчением вздохнул. И вот все возвращается, причем теперь-то все посерьезнее. Дневной Дозор Киева! И автоматически – всей Украины.

«Елки-палки! – подумал Швед. – Ну я и тормоз! Только сейчас начинает по-настоящему доходить!»

– Ну вы там входите или нет? – с легким раздражением вопросил из-за ворот Рублев. – Я уже замаялся Амбу держать!

Швед встрепенулся, отвлекаясь от мыслей. Пока он в очередной раз осознавал масштабы свалившейся ответственности, машина, как выяснилось, уже укатила, а Ефим с вопросительным выражением на лице стоял у самой калитки, держась за ручку, но не поворачивая ее.

– Вот и Лайк так, бывало, идет-идет, а потом бум – и встал! – глубокомысленно сообщил Ефим, заметив, что Швед вернулся в реальность. – Глаза с поволокой, глядит в никуда и улыбается чему-то загадочно так, со смыслом… А минут через пять встрепенется и дальше шагает как ни в чем не бывало.

Швед не нашелся что ответить.

– Открывай, Цицерон! – буркнул он Ефиму. – Амбу, по слухам, держат!

Ефим немедленно повернул ручку и толкнул калитку плечом.

Амба оказался если не абсолютной копией Симбы, то уж точно очень близкой. Отличался разве что чертами и выражением морды. Подбежал, обнюхал, пофыркал и вернулся к хозяину. Остальная бульдожья мелочь просто повертелась под ногами и убралась с солнцепека в сад.

– Похож, – сказал Швед со значением, протягивая руку Рублеву.

– Знаю, – усмехнулся тот, пожимая. – Привет, Ефим! Проходите. Во-он туда, в беседочку. Я сейчас чайник принесу. Или, может, чего покрепче? Я не буду, а вы вперед, если что.

– Давай потом, – предложил Швед. – Пива у тебя все равно нет, а поговорить надо. Про дела под сто грамм я разучился, знаешь ли.

– И правильно, – кивнул Рублев. – Взрослеешь.

Ефим поглядел на Шведа с немым удивлением.

– Чего? – Швед перехватил его взгляд.

– Ну, вы, блин, даете! – покачал он головой. – Пить побросали! Может, еще в Гринпис запишетесь?

– Между прочим, полезное дело, – проворчал Швед. – Гринпис китов защищает. Кто хоть раз китов своими глазами видел, тот не позволит их убивать.

– А ты видел, что ли?

– Видел, – пожал плечами Швед. – Даже трогал. Они теплые, прикинь! Вот мозгами знаешь, что теплые, а как потрогаешь – все равно удивляешься.

Ефим вздохнул и в который раз уже за сегодня покачал головой:

– Что творится, смотрим с грустью…

– Ничего, скоро и ты повзрослеешь, – сообщил Рублев, успевший вернуться из домика с чайником в руках.

В беседке помещался уютный круглый столик – как бы не тот самый, за которым столько было просижено и выпито на Подоле во времена, когда взгляды Шведа и самого Рублева еще не предполагали разговоров без алкоголя. Чай, чашки, печенюшки в хрустальной вазе, сахар в серебряной сахарнице – все