Стол был покрыт клеенчатой скатертью; на нем стояли сиреневый чайник Tefal, два стакана в железнодорожных подстаканниках и громоздкий семнадцатидюймовый, не меньше, ноутбук, к которому были подключены небольшие, но явно приличные колоночки – как минимум уровня Altec Lansing. За столом сидел еще один полицейский-Иной, на этот раз для разнообразия Темный. Темный слушал музыку. Старомодный, опоздавший лет на двадцать – двадцать пять хард-рок.
«А гитара-то славно звучит, – подумал Швед, вздыхая. – Да и остальное тоже… на уровне».
– Регистрация? – уточнил Темный, почему-то не размениваясь на приветствия.
Швед кивнул.
Полицейский потянулся к ноутбуку. Певец ушел на припев:
Полицейский поднял на Шведа вопросительный взгляд:
– Фамилия, имя, постоянная регистрация?
Швед назвался и предъявил печать на груди – прямо сквозь футболку. Кому положено – разглядят, а остальным и не надо.
Темный зашелестел клавишами ноутбука.
– Так… – Полицейский склонился, отпер сейф и пошарил внутри. – Регистрация месячная, если надо будет уехать раньше – через сутки сама развеется.
– Я в курсе, – доброжелательно сообщил Швед.
Темный наконец оторвался от сейфа и ловко метнул в сторону Шведа темно-синий сгусток света. Вторая печать легла Шведу на грудь одновременно с ритмической перебивкой:
На втором круге певец с тягучего низкого речитатива ушел на верха. Гитары стонали, барабаны грохотали – все как положено.
– Спасибо, – вздохнул Швед.
Полицейский настороженно уставился на него.
– Чего вздыхаете? Музыка не нравится?
– Ну почему? – опять вздохнул Швед. – Молодцы ребята! Стараются.
– Меня вот тоже проперло, – расплылся в улыбке полицейский. – Как будто в восьмидесятые вернулся, елки-палки! Жаль, записали они мало.
– Всего доброго! – попрощался Швед и стремительно вышел. А то еще пришлось бы объяснять, что две из четырех гитарных партий этой песни сыграл он сам, вот этими самыми руками, в основном на горячо любимой Gibson Black Ugly, ну и кое-какие фрагменты на не менее горячо любимой «Птичке», то бишь Gibson Firebird. Да и песню, собственно говоря, тоже написал он, Дмитрий Шведов собственной персоной, при посильной помощи пятерых николаевских приятелей-музыкантов. Правда, не в восьмидесятые, а существенно позже.
Странные все-таки фортели выписывает иногда жизнь!
С этой философской мыслью в голове Швед покинул Киевский вокзал, напрочь позабыв о недавнем пристальном взгляде в спину. Направился Швед, конечно же, в метро, по дороге высматривая банкомат. О банкомате, честно говоря, следовало задуматься еще на вокзале, но он как-то выпустил это из виду, надеясь, что либо в переходе под площадью, либо у входа в метро все-таки встретится хоть один.
И действительно встретил – около касс.
Много снимать Швед не стал – только чтобы хватило на обратную дорогу, на один раз перекусить и еще немножечко на туда-сюда. Ехать ему на Тверскую, в офис московского Дозора (Дневного, естественно), а там для приезжих всегда готов и кров, и стол, и все прочее.
Карточка метро проходила по разряду «туда-сюда».
Московское метро Швед в целом знал неплохо, по крайней мере – представлял, как ехать, без всяких шпаргалок. Но к схеме около дверей все равно присмотрелся. С тех пор как он бывал тут в последний раз, кое-что успело измениться. В основном добавились кое-где новые станции и удлинилась Люблинская линия. Но и другие перемены нашлись: синюю ветку на западе удлинили не только за счет новостроя, а и за счет кусочка Филевской. И еще какую-то метрообразную хрень построили на самом юге, в Бутово.
«Растет Москва», – вздохнул Швед с некоторой завистью.
