наполовину взрослая, твое мужество уже почти не шевелится, настолько оно заскорузло. Поэтому время от времени его приходится хорошенько поскрести, чтобы снова заставить работать, а иначе никогда больше не будешь храброй. К сожалению, в твоем мире почти нет заведений, которые могли бы предоставить такую услугу, как у нас. Поэтому большинство людей так и ходят чумазыми, будто машинисты, хотя стоит отмыть их – и они снова превратятся в паладинов, доблестных и благородных рыцарей.

Алкали отломила один из своих синих пальцев и бросила его в ванну. Оттуда немедленно поднялась шапка пены и окутала кожу бархатной щекоткой.

– Твой палец! – воскликнула Сентябрь.

– Не бойся, маленькая. Это не больно. Моя госпожа говорила: отдай часть себя, и она вернется к тебе новее новой. Так и происходит с моими пальцами, когда купальщики покидают меня.

Сентябрь пыталась заглянуть внутрь себя, чтобы проверить, сверкает ли уже ее мужество. Большой разницы она не заметила, если не считать удовольствия от приятной ванны и чистой кожи. Разве что стала немного полегче на подъем, но и в этом она не была уверена.

– Следующая ванна! – воскликнула Алкали, все еще покрытая золотистой пеной, и перенесла ее из дубовой бочки в неглубокую наклонную бронзовую ванну, в каких обычно сидят благородные дамы в кинофильмах. Сентябрь любила кино, хотя и не часто могла его себе позволить. В глубине души она считала, что ее мама прекраснее всех этих женщин с экрана.

В бронзовой ванне вода мерцала холодной зеленью, благоухала мятой и ночным лесом, а еще сладкими пирожными, горячим чаем и очень холодным светом звезд.

– Это чтобы отмыть твои желания, Сентябрь, – сказала Алкали, со смачным хрустом отламывая еще один собственный палец. – Желания из прежней жизни увядают и скручиваются как осенняя листва, если не заменять их новыми, когда мир уже изменился. А мир меняется постоянно. Желания становятся скользкими, их краски тускнеют, и скоро их невозможно отличить от окружающей грязи, поскольку это уже не желания, а сожаления. Беда в том, что никто не может сказать, когда пора мыть желания. Даже здесь, в Волшебной Стране, вдали от родного дома, не так-то просто помнить, что необходимо улавливать изменения вокруг и меняться вместе с ними.

Алкали бросила в воду палец, но на этот раз пена не поднялась – палец просто растаял и растекся по поверхности зеленой воды, как масло на сковородке. Сентябрь нырнула и задержала дыхание, как часто делала на занятиях по плаванию. «Я хотела, чтобы папа вернулся домой, а мама пока что разрешила бы мне спать с ней, как раньше, когда я была ребенком. Я хотела дружить с кем-нибудь в школе, чтобы играть и читать вместе, а потом говорить о чудесах, которые случаются с детьми в книжках. Все это теперь так далеко. Сейчас я хочу… хочу, чтобы Маркиза от всех отстала. И чтобы я могла стать… паладином, доблестным и благородным рыцарем, как сказала Алкали. И чтобы я не плакала, когда будет страшно. И чтобы Аэл действительно оказался наполовину библиотекой, хотя скорее всего это не так. И чтобы мама не рассердилась, когда я вернусь домой».

Волосы Сентябрь всплывали и кружились над головой. Алкали терла ее жесткой щеткой прямо под водой, пока кожу не защипало. Внезапно мыльная женщина подхватила ее и бросила в следующую ванну, серебряную, стоящую на звериных лапах и наполненную густым горячим молоком. Оно пахло ванилью, и ромом, и кленовым сиропом, совсем как сигареты Бетси Базилик. В этой новой ванне Алкали гладила волосы девочки и окатывала их из кувшина, которым зачерпывала прямо из ванны. Она отломила большой палец и раскрутила им воду в ванне – три раза, против часовой стрелки. «Против солнца», – с улыбкой припомнила Сентябрь. Палец, которым Алкали раскручивала воду, шипел и трещал, осыпая поверхность голубыми искрами.

– Ну и, наконец, мы должны отмыть твою удачу. Когда души ждут своей очереди, чтобы родиться, они выскакивают на белый свет совершенно неожиданно и стараются коснуться небесного свода – на счастье. Одни подпрыгивают высоко и прихватывают немалую толику удачи, другие же прыгают совсем невысоко, и им достаются жалкие остатки. Но каждой душе должно достаться хоть немного. Без удачи, пусть самой маленькой, не протянуть даже детство. Удачу можно потратить, как деньги, потерять, как память, и разбазарить, как жизнь. Если умеешь, то по коленным чашечкам человека можешь определить, сколько у него осталось удачи. Никакая ванна не восполнит удачу, потраченную на то, чтобы избежать ранней смерти в автокатастрофе или слишком часто выигрывать в лотерею. Зато ванна может восстановить удачу, утраченную из-за рассеянности или самоуверенности. Удачу, которая завяла от скучной жизни с оглядкой, без риска, можно снова откормить и отпоить. Ей же просто ничего не давали делать.

Алкали снова окунула Сентябрь в молоко. Девочка зажмурилась, погрузилась в теплые сливки и с наслаждением расправила уставшие пальцы ног. Она понятия не имела, становится ли ее удача от этого здоровее, но вдруг осознала, что ее это совершенно не волнует. «Так или иначе, а ванна – это прекрасно, тем более – волшебная».

Мыльная женщина вынула наконец Сентябрь из ванны удачи и начала вытирать ее длинными плоскими и жесткими банановыми листьями, нагретыми на солнце. Она ерошила ее чистые мокрые волосы до тех пор, пока Сентябрь не почувствовала себя сухой и совершенно счастливой. В этот момент во дворик занырнул Вивернарий, тряся чешуей, как обиженная кошка. Он хотел отряхнуть крылья, но цепь была на месте, и он недовольно поморщился. Скипетр, который Сентябрь заткнула за цепь, звякнул о замок.

– Бр-р-р, – пророкотал Вивернарий. – Я считаю, что достаточно чист, если это вообще имеет значение. Книгу не презирают за то, что она хорошенько зачитана!