Макрон довольно улыбнулся и похлопал себя по груди.
— Вот так! Дядя Мак-Мак!
Катон вздохнул.
— Во имя богов… видели бы тебя сейчас легионеры, которыми ты командовал.
— Что ж, не увидят. Даже те, кто выжил в последних боях.
Повисло молчание. Катон и Макрон вспомнили жуткий холод и голод во время отступления от острова Мона, отступления, стоившего жизни столь многим товарищам по оружию. Но затем Макрон кашлянул и протянул руку с кинжалом, чтобы насадить на него еще одну колбаску. Поглядел на противень и понял, что она последняя. Глянул на Катона и убрал кинжал.
— Это тебе.
Катон закончил есть и стал смотреть, как его сын ест. Каши оставалось уже немного, и Луций крепко сжал губы и демонстративно отвернулся.
— Давай же, хозяин Луций, — ворковала Петронелла. — Еще немножечко.
Мальчик отворачивался всякий раз, когда к его рту приближалась ложка.
— Дай-ка я попробую, — сказал Макрон, пододвигаясь поближе. — У меня, похоже, с мальчишкой хорошо получается.
— Как пожелаешь, господин, — ответила Петронелла, отдавая чашку Макрону. Тот зачерпнул полную ложку каши и поднес ко рту Луция. Малыш поджал подбородок, крепко закрыв рот и моргая.
— Всегда найдется новобранец, который попытается не слушаться наставника, — с улыбкой сказал Макрон. — Если ты думаешь, что тебе удастся то, что не удалось сотням других, тебя ожидает чертов сюрприз, мой маленький друг.
Катон сглотнул и громко прокашлялся.
— Буду тебе очень благодарен, если ты в присутствии моего сына воздержишься от слов, больше подходящих для плаца.
— Есть, командир, — ответил Макрон, и его губы слегка дернулись в хитрой ухмылке. — Что ж, хорошо, попробуем по-другому.
Макрон пощелкал языком.
— Едет колесница в конюшню назад. Открывай ворота.
Он открыл рот. Спустя мгновение Луций тоже открыл рот, и каша отправилась по назначению.
Катон смотрел на ту легкость, с которой его лучший друг нашел общий язык с его сыном, со смесью веселья и зависти. И услышал стук в дверь. Вскоре последовал грохот сдвигаемого засова и послышались голоса Аматапа и другого мужчины. Затем шаги по коридору. Шлепанье мягких сандалий домоправителя и жесткий стук подбитых гвоздями армейских калиг. Аматап вышел в сад, а следом за ним вышел гвардеец-преторианец в белой тунике, перетянутой сверкающей, будто стекло, портупеей из полированной кожи.
— Простите, хозяин, но этот человек явился из дворца, чтобы увидеться с вами.
Катон кивнул. Он ожидал, что его вызовут достаточно скоро с докладом. Но не в первое же утро после прибытия. Махнул рукой гвардейцу, который обошел Аматапа. Подойдя к столу, тот остановился в двух шагах от ложа Катона.
— Квинт Лициний Катон?
— Да.
— А ты, командир? — спросил гвардеец, поворачиваясь к Макрону, который как раз пытался уговорить Луция съесть еще ложку каши. — Луций Корнелий Макрон?
Макрон оглядел гвардейца.
— Для тебя, гвардеец, — центурион Макрон. И префект Катон. Смирно, когда обращаешься к старшим по званию.
Гвардеец резко выпрямился и уставился перед собой.
— Вот так лучше. Что тебе нужно?
— Я послан, чтобы известить вас о вызове во дворец, к императору Клавдию и его советникам. Вы должны явиться с докладом к императорскому вольноотпущеннику Нарциссу немедленно. Затем он проводит вас к императору.
Катон и Макрон переглянулись.
— Нарцисс? — переспросил Катон.
— Да, командир.
Макрон обреченно вздохнул.
— А вот и неприятности.
— Он сказал, почему желает, чтобы мы сначала доложились ему? — спросил Катон.
— Нет, командир. Мне более ничего не было сказано. Только то, что следует настоять на том, чтобы вы пришли немедленно.
— Мы еще даже не одеты подобающим образом.
Гвардеец на мгновение задумался.