У меня в груди вместо сердца кусок льда, разрывающий легкие. Бен лежит в ящике так же, как лежал под простыней в больнице. Только кожа не синяя от гематом. На щеках играет легкий румянец, будто он уснул. И одежда на нем такая же, как в тот день: зазелененные джинсы и черно-красная полосатая футболка, его любимая. Дедушка подарил ему эту футболку в свое последнее лето. Со стороны сердца там нарисован крест, потому что Бен любил торжественно говорить: «Клянусь своим сердцем». Когда дедушка дарил ему эту футболку, я была рядом. Бен носил ее, не снимая, и когда от нее уже начинало вонять, приходилось силком с него ее стаскивать, чтобы положить в стиральную машину. Сейчас она ничем не пахнет. Его руки аккуратно лежат по бокам, и это выглядит так неправдоподобно, потому что Бен любил спать, засунув кулачки под подушку. Но зато я могу увидеть человечка на его левой руке. Это я нарисовала его в то утро.
— Привет, Бен, — шепчу я.
Я хочу прикоснуться к нему, но у меня не поднимается рука. У меня не хватит силы воли убрать ее, если я до него дотронусь. И снова опасная мысль начинает кружиться в голове, выискивая слабые места в моей логике.
Если Оуэн проснулся и не сорвался, почему этого не сможет Бен?
Что, если некоторые Истории не срываются?
