ножнами и побежал. Тут уж было не до возни с доспехами. Да, так и надо было сказать. Это прозвучало бы правдоподобно. Трусливо, но правдоподобно. Пусть считают меня трусоватым и неопытным в бою; это еще пригодится, если мы окажемся по разные стороны сражения.
Я до боли закусил губу – от злости на то, что сразу не придумал подобный ответ.
– Что, так вкусно? – Громбакх заметил это движение. – А ты не тушуйся, проси еще. Губы на обед оставь.
Я только покривился в ответ, но от добавки не отказался.
Было очевидно, что отказываться от помощи охотника и следопыта – безумие. Что бы они ни задумали, у них было больше шансов вырваться из тумана. Но терять все вещи и гартоллу, которую мне удавалось сохранить даже в самые отчаянные дни последних лет, я не собирался.
Фаиты продолжали перебирать вещи в дальнем углу. Они о чем-то тихо переговаривались, иногда смеялись.
– Все эти двойники… – аккуратно начал я, – вы надеетесь на их помощь, ведь так? Туман рассеивается вокруг них. Не сильно, но вполне достаточно, чтобы рассмотреть землю под ногами.
Ни охотник, ни следопыт ничего не сказали мне в ответ.
– Но вы все еще здесь, – продолжал я. – Значит, не так уверены в их способностях. Иначе бы давно ушли. Не ждали бы, пока туман продвинется по городу, пока вас найдут стражники…
– Осторожнее на поворотах, хангол! – Громбакх качнул головой.
– Значит, не знаете, что будет с фаитами дальше, в глубоком тумане. Быть может, мгла накроет их так же, как и любого человека. А теперь решили рискнуть. Ведь я прав? И фаитов вы, конечно, спасли сами. Увели из-под мечей стражников. Пообещали им шанс выжить.
– Зачем ты все это рассказываешь? – спросил Тенуин. В его голосе не было ни удивления, ни настороженности.
Отставив пустую миску, я поднялся с табурета. Прошелся, собираясь с мыслями. Еще раз посмотрел на суетившихся фаитов, на то, как они выносят из зала ящики. «Значит, у них есть лошади и телеги».
– Ну? – недовольно протянул Громбакх.
Повернувшись к Тенуину, я не спеша рассказал о том, как пришел в резиденцию на званый обед. Как потом на аллее Памяти встретился с дочерью наместника. Как услышал про обезумевшего от злобы Зельгарда и потерянного Тирхствина.
– Миалинте понравилось, что я заступился за двойника Оэдны, открыто выступил против коменданта. Поэтому она мне доверилась.
– Что она предлагает? – спросил Тенуин.
– Миалинта знает место, где десять лет назад появился первый фаит.
– Десять лет назад? – удивился Громбакх.
– Да. Потом их восемь лет не было. Они вернулись только два года назад.
– Зачем ей это? – вновь спросил следопыт.
– Она уверена, что там поймет, как остановить туман. Говорит, все дело в первоисточнике.
– Бредовая затея, – поморщился охотник.
– Это недалеко. На окраине Саэльских лугов.
– Подземелье Искарута?
– Вы знаете об этом месте?
– Слышали, – уклончиво ответил охотник и посмотрел на Тенуина. – Это совпадает с тем, что ты говорил.
– Лигур, – кивнул следопыт.
– Но это ничего не меняет. Это не наша забота. Наша дорога ведет вниз, в Целиндел.
– Лигур? – удивился я. – Наследие Предшественников?
– Ну да, наследие, – усмехнулся Громбакх.
– Но как лигур может быть связан с туманом? Я думал, лигуры помогают людям выживать в Землях Эрхегорда, а не напускают на них мглу.
– Всяко бывает…
Охотник достал уже знакомый мне стеклянный бутылек. Окунул в него палец и старательно смазал носовые бурки, после чего как следует вдохнул. Запахло не то сиренью, не то полевой желтянкой.
– Все эти века наследие Предшественников нам помогало, – проговорил Тенуин, – но теперь что-то меняется. Многие чувствуют это. Меняются сами Земли.
Следопыт говорил тихо, монотонно. Ненадолго отвлекся, доставая короткую деревянную трубку – полностью гладкую, лишенную узоров. Чиркнул серными полосками и неторопливо затянулся смородиновым дымом. Теперь говорил, изредка отвлекаясь на трубку:
– Лигуры и раньше проявляли себя странно, но почти всегда приносили жизнь. Теперь они все чаще несут смерть.
В Кумаранских гробницах до сих пор лежит бoльшая часть того, что нам оставили Предшественники, в том числе и самые крупные предметы. Эрхегорд запечатал пещеру, и с тех пор даже в Темную эпоху никто не нарушал его печать.