деревянный дом. Хотел наклониться еще раз, чтобы нащупать брусчатку, но этого не потребовалось. Мгла вокруг дома становилась полупрозрачной.

– Ты увидел, – сказал мне Эрин.

На этот раз его голос не отозвался болью.

– Ты увидел… – повторил он.

Эрин шагнул вперед. Последние слова он произнес свободно, без ладони. И я его услышал.

– Можешь убрать меч. Тут нет ничего опасного. По крайней мере, для тебя. Пойдем.

Мы неспешно поднялись на веранду. Она была из тумана, и все же ноги не проваливались сквозь нее, вставали на ступени крепко, будто те и в самом деле были деревянными.

Мы остановились возле двери. Перила, увитые плющом балясины. Коробка с детскими рисунками и разбросанные мелки. Все соткано из мглы, лишено цвета и запаха.

Эрин весь осунулся и теперь казался совсем слабым.

– Где мы? – спросил я.

– Не знаю. Какой-то городок. Быть может, за границей Восточных Земель.

– Ты знаешь этот дом?

– Да.

– Кто в нем живет?

– Я.

– Ты?

– Вместе с Юной. Здесь живет наша семья.

Эрин толкнул дверь. Она беззвучно отворилась.

Мы вошли в небольшой, уставленный деревянной мебелью зал. Справа начиналась лестница на второй этаж. Оконные рамы были украшены резьбой. На подоконниках стояли горшки с серыми цветами.

На дальнем конце зала за обеденным столом сидела семья. Они о чем-то говорили, но я не слышал их голосов. Все оставалось беззвучным.

Присмотревшись к мужчине, к его лицевым сигвам, я понял, что это действительно сын каменщика, наследник рода Торгорда. Только крепче, сильнее. Он что-то с улыбкой выговаривал примостившемуся у него на коленях ребенку. Рядом сидели еще трое детишек и красивая женщина с длинными вьющимися волосами.

Юна.

– Это жизнь, которую я так и не обрел, – с болью прошептал Эрин. – Мир, которого у меня не было. И не будет.

Звуки его голоса обрели привычную силу. Мгла больше не поглощала их, лишь отчасти размывала, будто я слышал отчетливое эхо. При этом все остальное вокруг оставалось немым.

– Тебе не понять, хангол. Ты же у нас вольный путешественник. Ты бы не испугался, как я. Не предал бы свою судьбу.

Я нахмурился, но не стал разубеждать Эрина.

– Видишь меня там, за столом? Это настоящий я. Никакой оруны, никакого наследника рода Торгорда. Простой хозяин подворья. Счастливый. Со своей суетой и своими проблемами, но счастливый.

Эрин сделал несколько глотков хмеля.

– Ты сюда часто приходишь?

– Не так часто, как хотелось бы… Среди этих сумеречных видений мне лучше, чем в доме отца. Лучше, чем в его хмельном погребе.

Эрин присел на табурет возле стены и теперь смотрел, как обедает его семья.

Они нас не видели. Беззвучно говорили, смеялись. Дети щипали друг друга под столом, тянулись ложками к глиняному горшку.

Из комнаты слева вышел пес – луговая лечавка, в холке не выше моих колен. Он махал полупрозрачным хвостом, склонял мордочку, принюхивался, будто заметив наше появление. Переступал лапами и, должно быть, скулил. Порой мне даже казалось, что он смотрит прямиком на меня.

По лестнице на второй этаж неспешно поднимался кот. Обвивал хвостом деревянные балясины, терся об них.

Я осматривал дом и удивлялся тому, что деталей становится все больше. Я уже привык к бесцветности этого мира и, пожалуй, скоро посчитал бы его настоящим. Тут постепенно забываешь о существовании красок и звуков. Начинаешь думать, что все таким и должно быть.

Уютно, тихо. Ни тревог, ни опасностей. За окнами я разглядел поле и высокие скирды. Теперь были видны даже занавески – легкие, кружевные. Проступили щели в деревянном полу. Мир стал законченным, правдоподобным.

Эрин, чуть покачиваясь на табурете, наблюдал за ним.

Юна обнимала мужа, что-то шептала ему на ухо. Потом смеялась. Легкое платье с цветочными узорами казалось невесомым. Я смотрел на ее сандалии, видел ремни, застежки и не переставал удивляться тому, с каким вниманием мгла прорисовывает образы, делает их осязаемыми.