Количество немецких патрулей в городе не возросло, но теперь они передвигались не меньше чем по пять человек. Похоже, сегодня в лес никого не погнали или наша диверсия не удалась – слишком уж много немцев на улицах. Документы, пока дошёл до госпиталя, проверили трижды. У входа также стоял усиленный пост из трёх солдат. Снега перед входом почти не было – какая-то смёрзшаяся темно-бурая масса. Промурыжили меня на входе минут двадцать, но в здание госпиталя всё ж таки пустили. Первое ощущение это запах! Такого насыщенного запаха карболки, крови и гниющей плоти раньше здесь не было. Амбре было много сильнее, чем в наших санитарных землянках.

Просидев ещё два с половиной часа, наконец, увидел Ольгу, точнее её полупрозрачную бледную тень. Да уж, измотали сивку крутые горки. Даже радости в глазах при виде меня не появилось, одна глухая усталость. Это что, охлаждение чувств или, правда, до того умаялась?

Поговорить нормально не удалось. Оля сунула мне в руку какую-то коробку и шепнула, что через пару часов, если ещё чего не случится, будет дома. Коробка была увесистой, кроме таблеток, там оказались и ключи. За два часа сумел, ничего не спалив, ну если только излишне пережарил, приготовить сносный обед.

Хозяйка не вошла, а чуть ли не вползла в дверь.

– Я спать…

Э, нет, так не пойдёт.

– Ты когда ела в последний раз?

– Не помню. Вчера…

– Тогда ещё полчаса без сна переживёшь.

Пришлось сначала умыть девушку ледяной водой, а затем кормить едва ли не с ложечки. Всё же я чувствовал за собой вину – работы хирургам госпиталя мы подбросили порядком. По словам очевидицы, что клевала носом над тарелкой, после взрыва в госпиталь доставили тридцать два человека. Но это было просто последней каплей, до этого в течение месяца нарастающим потоком везли раненых. В основном из-под Москвы. В последние дни этот поток особенно усилился, и, что самое неприятное для хирургов, массово пошла гангрена. До того тоже попадались запущенные ранения, но сейчас, вероятно, на фронте истощились запасы медикаментов и перевязочных материалов, кроме того, большое количество обморожений вносило свою лепту. Вот почему у них вонь такая стоит.

– Каждая ампутация – это не просто кошмарная работа, где кровь, гной и вонь. – Произнося эти слова, девушка продолжала монотонно жевать, похоже, это никак не действовало на её аппетит, да и аппетита того было чуть-чуть. – Это ещё слёзы и крики. Здоровые мужики ревут, как дети, отказываясь от ампутаций. Им объясняют, что иначе они просто умрут, но сначала сгниют заживо, но те ничего уже не понимают. Я помню, как такие же немцы ещё осенью шутили и пытались заигрывать, сейчас их как будто подменили: худые, обмороженные, глаза затравленные. Костя, по-моему, в них что-то ломается, не во всех, но во многих попавших к нам.

Ну да, ещё месяц назад это были победители, пусть даже кому-то из них и не везло, но теперь из несущих смерть и боль они превратились в эти смерть и боль принимающих. Тяжело – из сверхчеловека в измученного болью и страхом калеку.

– В городе тоже всё плохо… – глаза у Ольги уже закрылись, и теперь она отхлёбывала теплый напиток из морковного чая, скорее, на ощупь. – Медикаментов нет, а среди гражданских тиф, скарлатина, пневмонии, грипп, даже несколько случаев холеры. В таких условиях почти всё это смертельно. Вы у себя там внимательно…

Её голова окончательно упала на грудь, и девушка засопела. Раздевать не стал, просто перенёс на кровать и укрыл получше. Похоже, она так проспит сутки. Если дадут, конечно.

Проснулась Оля к вечеру, точнее, встала по нужде. Тут я уже усадил её ещё раз за стол, за которым она уже кое-как проснулась.

– Никто не приходил?

– Стучались пару раз. Ты не слышала, а я не вылезал. Тебя насколько отпустили?

– До утра. Ты извини, но я сейчас поем и опять спать – неизвестно, когда следующий раз домой попаду.

– Да ничего, я терпеливый. Если что, я знаю недалеко один бордель. Так себе, конечно, но при длительной голодовке…

– Ого, – в голосе девушки прорезался язвительный интерес, хорошо – значит, оживает. – Это с каких это пор ты стал подобными заведениями интересоваться?

– Точно пору не скажу, но интерес давний, наверное, а вот само заведение с месяц как обнаружил. Не понравилось, пришлось одну особу из местного личного состава даже силой забрать. Вам, кстати, медсёстры не требуются в госпитале?

– Ты разговор на медсестёр не переводи.

– А я не перевожу, я его для того и завёл. Надо одну девушку на работу устроить, а то по моей милости она теперь безработная, хотя точно могу сказать, что работа та ей не нравилась. А к вам в госпиталь, небось, без протекции никак?

– Медсестрой вряд ли, санитаркой можно попробовать. А теперь рассказывай, что за история.

По мере рассказа едко-гневный взгляд слушательницы всё более теплел, пока в уголке одного из глаз не показалась слезинка.