помощи, несмотря на то что его колдовская сила могла бы им очень пригодиться, и он постепенно отстранился, почти не поддерживая с ними отношений и явно утратив интерес к их интригам. Не звали они и Ораста, но тот пожаловал сам, смертельно бледный, как пена, которую перед штормом ветер срывает с верхушек волн. Он появился в комнате с позолоченным куполом, в которой совещались короли, и те с изумлением отметили загнанное выражение его лица и страх, отражавшийся в его глазах.

– Ты выглядишь усталым, Ораст, – сказал Амальрик. – Присаживайся на диван, а я прикажу рабам подать тебе вина. Тебе пришлось долго скакать…

Ораст отмахнулся от предложения.

– На пути из Бельверуса я загнал трех лошадей. Я не смогу пить вино, не смогу отдохнуть, пока не скажу вам то, что должен.

Он принялся расхаживать взад и вперед, словно сжигавший его внутренний жар не позволял ему оставаться на месте. Наконец, повернувшись лицом к своим компаньонам, он продолжал:

– Когда мы воспользовались Сердцем Аримана, чтобы вернуть к жизни умершего человека, то недооценили последствия вмешательства в черный прах прошлого. В этом моя вина и мой грех. Мы думали только о своих амбициях, забыв о тех устремлениях, которые мог иметь этот человек. И мы выпустили на волю демона, поступки, мотивы и мощь которого непонятны нам самим. Я глубоко погружался во тьму, но есть предел, дальше которого ни я, ни любой человек моей расы или возраста не может зайти. Мои предки были чистыми людьми, не зараженными демоническими язвами; один только я опускался в преисподнюю, но мой грех способен причинить вред лишь мой личности. Однако же за Ксалтотаном стоят века и тысячелетия черной магии и дьявольского искусства. Мы не можем понять его не только потому, что он колдун, но и потому, что он сын расы колдунов. Я видел вещи, которые ужаснули мою душу. В самом сердце спящих гор я смотрел, как Ксалтотан общается с духами проклятых, пробуждая древних демонов забытого Ахерона. Я видел, как проклятые потомки проклятой империи поклоняются ему как своему верховному жрецу. Я знаю, что он задумал, – и я скажу вам, что это ни больше и ни меньше как восстановление древней черной и мрачной империи Ахерона!

– Что ты имеешь в виду? – требовательно спросил Амальрик. – Ахерон давно превратился в прах. Потомков выживших не хватит, чтобы возродить империю. Даже Ксалтотан не в силах вновь вдохнуть жизнь в прах, которому исполнилось три тысячи лет.

– Вам слишком мало известно о его черной силе, – угрюмо ответил Ораст. – Я видел, как сами горы становятся чужими и незнакомыми под действием его заклинаний. Я видел, как искажается реальность и возникают смутные очертания долин, лесов, скал и озер, какими они были в далеком прошлом. Я не видел, а скорее ощутил, как пурпурные башни забытого Пифона сияют в туманной дымке сумерек. И во время последнего конклава, на котором я присутствовал, на меня наконец снизошло понимание его колдовства, пока гремели барабаны и его звероподобные поклонники падали ниц перед ним. Говорю вам, он возродит Ахерон с помощью своей магии, принеся такую кровавую жертву, какой еще не видывал мир. Он поработит человечество, кровавым потопом смоет настоящее и вернет к жизни прошлое.

– Ты сошел с ума! – вскричал Тараск.

– Я сошел с ума? – Ораст вперил в него мрачный взгляд. – Да разве может человек увидеть то, что видел я, и сохранить рассудок? Но я говорю правду. Он намерен возродить Ахерон со всеми его башнями, колдунами, королями и ужасами, каким он был много веков назад. Потомки жителей Ахерона послужат ему ядром, вокруг которого он нарастит костяк, вот только строительным материалом для него станет кровь и плоть ныне живущих людей. Я не могу сказать вам, как именно он осуществит задуманное. Мой мозг отказывается повиноваться мне, когда я пытаюсь понять его. Но я видел! Ахерон вновь станет Ахероном, и даже горы, леса и реки обретут прежние очертания. Почему бы и нет? Если уж я со своими крохами знаний сумел вернуть к жизни человека, умершего три тысячи лет назад, то почему величайший маг в истории мира не может возродить целое королевство, павшее три тысячи лет тому назад? По его велению Ахерон восстанет из пепла.

– Как мы можем помешать ему? – спросил Тараск, на которого слова Ораста явно произвели впечатление.

– Есть только один способ, – ответил Ораст. – Мы должны украсть Сердце Аримана!

– Но я… – вырвалось у Тараска, однако он вовремя спохватился и замолчал.

Никто не обратил внимания на его оплошность, и Ораст продолжал:

– Это – та сила, которую можно использовать против него. Имея ее в своем распоряжении, я смогу победить его. Но как мы похитим его? Он спрятал его в каком-то потайном месте, откуда его не добудет даже заморийский вор. Где именно он хранит его, мне узнать не удалось. Если бы только он снова надышался пыльцы черного лотоса – но в последний раз это было после битвы при Валькии, когда он устал после колдовства, которое отняло у него много сил…

Дверь была закрыта и заперта на засов, но сейчас она бесшумно распахнулась, и перед ними предстал Ксалтотан, спокойный и невозмутимый, поглаживая свою патриаршую бороду, хотя в глазах его вспыхивали зловещие искорки.

– Я научил тебя слишком многому, – небрежно заметил он и указательным пальцем, словно перстом судьбы, ткнул в Ораста.

И, прежде чем кто-либо успел пошевелиться, он швырнул горсть пыли под ноги жрецу, который замер, словно статуя. Она вспыхнула и задымилась; голубоватый дымок заклубился вокруг Ораста. Поравнявшись с его лицом, он вдруг стремительной спиралью обвился вокруг его шеи, подобно атакующей змее. Дикий вскрик Ораста перешел в отвратительный хрип. Руки жреца взметнулись к шее, глаза расширились, а изо рта вывалился язык. Струйка дыма