твое сердце – на правильной стороне?

Публио повиновался с такой готовностью, что усыпил подозрения Конана, и он без дальнейших колебаний сел за стол и принялся поглощать еду, которой хватило бы на троих.

Пока он ел, по рынкам, портовым притонам и тавернам пошли люди, высматривая зингарийца, который хочет продать драгоценный камень или ищет корабль, способный доставить его в чужеземные порты. Высокий сухопарый мужчина со шрамом на виске сидел, положив локти на залитый вином стол в убогом погребке, над головой у него с закопченной балки свисала латунная лампа, и он вел разговоры с отчаянными разбойниками, зловещее выражение лиц которых и потрепанная одежда выдавали их профессию.

Когда на небе высыпали первые звезды, в их свете стала видна странная кавалькада, приближающаяся по белой дороге к Мессантии с запада. Их было четверо – высоких худощавых мужчин в черных накидках с капюшонами. Они ехали молча, безжалостно погоняя своих скакунов, и кони эти были такими же поджарыми и сухими, как и их наездники, усталые и запыленные после долгого пути.

Конан очнулся от глубокого сна мгновенно и полностью, как кошка. Столь же стремительно он вскочил на ноги, обнажая меч, прежде чем человек, коснувшийся его плеча, успел хотя бы отпрянуть.

– Какие новости, Публио? – требовательно спросил Конан, узнав своего хозяина.

Золотая лампа бросала мягкий теплый свет на богатые гобелены и покрывала дивана, на котором он отдыхал.

Публио, оправившись от испуга, вызванного молниеносной реакцией его проснувшегося гостя, ответил:

– Зингарийца нашли. Он прибыл вчера на рассвете. Всего несколько часов назад он собирался продать огромный и очень необычный камень шемитскому купцу, но тот отказался от сделки. Говорят, увидев его, он побледнел как смерть, тут же закрыл лавку и бросился прочь, словно спасаясь от прокаженного.

– Это наверняка Белозо, – пробормотал Конан, чувствуя, как у него учащенно забилась жилка на виске. – Где он сейчас?

– Он спит в доме Сервио.

– Ага, я помню этого дьявола по прежним временам, – проворчал Конан. – Пожалуй, мне стоит поспешить, пока какой-нибудь портовый вор не перерезал ему глотку из-за камня.

Он схватил плащ и накинул себе на плечи, после чего надел шлем, который подобрал ему Публио.

– Прикажи оседлать моего коня и держи его наготове во дворе, – распорядился он. – Я могу вернуться в большой спешке. Я не забуду о твоей сегодняшней услуге, Публио.

Несколькими мгновениями позже Публио, стоя у неприметной боковой двери, смотрел, как тает в сумерках высокая фигура уходящего короля.

– Прощай, корсар, – пробормотал купец. – Должно быть, камень и впрямь выдающийся, если за ним охотится человек, только что потерявший королевство. Жаль, что я не сказал своим парням, чтобы они позволили ему заполучить его, прежде чем прикончить. Но тогда что-нибудь может пойти не так. Пусть Аргос забудет Амру, и пусть наши с ним дела останутся в прошлом. В переулке позади дома Сервио – вот там Конан перестанет представлять для меня опасность.

Дом Сервио, грязный, пользующийся дурной славой притон, был расположен неподалеку от причалов, фасадом к береговой линии. Это было неуклюжее и кривое здание, сложенное из камня и корабельных брусьев, вдоль боковой стены которого тянулся длинный и узкий переулок. Когда Конан вошел в него, приближаясь к дому, у него возникло неприятное ощущение, что за ним наблюдают. Он пристально всматривался в убогие домики и лежащие между ними тени, но не заметил ничего, хотя однажды и уловил шорох одежды или кожи. Но в этом не было ничего необычного. Воры и попрошайки давно облюбовали такие вот кривые улочки, но вряд ли они рискнут напасть на него, стоит им оценить его габариты и доспехи.

Но вдруг впереди в стене открылась дверь, и Конан скользнул в тень арки. Из двери вышел какой-то человек и зашагал по переулку. Он шел, не скрываясь, но совершенно беззвучно, с природной грацией хищника из джунглей. Когда он проходил мимо, в тусклом свете Конан сумел разглядеть его лицо. Незнакомец оказался стигийцем. Даже в сумраке невозможно было не разглядеть горбоносый профиль и бритую голову, как и мантию, лежавшую на широких плечах. Он шел по переулку в сторону моря, и в какой-то миг Конану даже показалось, что он несет фонарь под одеждой, потому что король уловил лучик искрящегося света в тот самый миг, когда стигиец скрылся с глаз.

Но киммериец тут же позабыл о незнакомце, стоило ему заметить, что дверь дома, из которого тот вышел, так и осталась полуоткрытой. Конан собирался попасть внутрь через главный вход и заставить Сервио показать ему комнату, в которой спал зингариец. Но если он может проникнуть в дом, не привлекая внимания, тем лучше.

Сделав несколько шагов, он оказался у двери, но, положив ладонь на засов, вдруг застыл на месте. Его чуткие пальцы, натренированные еще в те времена, когда он был вором в Заморе, подсказали ему, что замок взломан. На него налегли снаружи, причем с такой силой, что толстые железные болты погнулись и вылезли из своих гнезд. Конан не представлял, как можно было нанести двери такой урон, не разбудив всю округу, но он не сомневался, что это случилось сегодня ночью. В доме Сервио, да еще и там, где обитали воры и разбойники, сломанный замок не остался бы без внимания.

Конан осторожно перешагнул порог, сжимая в руке кинжал и спрашивая себя, как же он найдет комнату зингарийца. Ощупью пробираясь в полной