– Четыре пятьсот! – выпалил циркач.

Блондин шумно вздохнул и откинулся на спинку кресла.

– Нет, не понимаешь ты меня, – процедил герцог. – Не понимаешь…

И снова пауза, и снова кабинет заполнился тишиной. В этот раз она не просто нервной, пугающей была!

Я по-прежнему прижималась к ноге Дантоса, поэтому Шеша видела плохо. Но, кажется, глава труппы, в которой я отпахала семь лет, смутился и побледнел. А светлость слегка озверела…

– Послушайте, уважаемый… – процедил блондин. Причём слово «уважаемый» как оскорбление звучало. – Я ведь могу решить вопрос иначе. Я могу вызвать стражу и заявить, что вы украли дракона у драхов. Учитывая отношения с этим племенем, проблемы будут колоссальные. Вас сгноят в тюрьме, и это как минимум.

Толстяк Шеш мгновенно вспыхнул и окрысился.

– Я не крал! Дракон… дракон…

– Что «дракон»?

– Мне подарили!

– Кто? – Герцог подался вперёд и даже в крышку стола вцепился.

А циркач опять замолчал, потупился.

Напряжение было огромным, тишина – липкой. И хотя разговор к торгу уже не располагал, Шеш всё-таки спросил:

– Сколько вы готовы дать за дракона, ваша светлость?

– Тысячу, но при условии, что ты рассказываешь всё, до последнего слова.

Глава труппы шумно вздохнул и кивнул.

– Хорошо. Скажу.

Вот после этого Шешу предложили сесть в кресло. Тот факт, что толстяк добирался до особняка пешком, и его одежда, несмотря на наличие плаща, промокла, Дантоса не смущал. Ещё блондин распорядился подать горячего чаю, и хотя я считала подобную любезность излишней, протестовать не стала.

Поднос принесла не Люсси, а Полли. Она же разлила чай по чашкам и придвинула гостю конфетницу. Уходила быстро, но напоследок бросила молящий взгляд на светлость.

– Рассказывай, – дождавшись, когда циркач сделает пару глотков, приказал Дантос.

Шеш заметно побледнел, но не подчиниться не мог…

– Это произошло около семи лет назад, в середине осени, – начал циркач со вздохом. – Труппа переживала не лучшие времена, накануне случился раскол… Нас тогда человек двадцать осталось, может, меньше. Мы двигались вдоль кромки Большой пустыни, шли на юг, в Доран. Если бывали в тех краях, то знаете – есть там местечко, южными курганами зовётся. На одну из ночёвок именно на курганах устроились.

Всё шло как обычно, ночь обещала быть тёплой и спокойной. Но когда окончательно стемнело, у нашего костра объявился гость. Он не носил амулета, но мы сразу опознали – маг. Высокий такой был, сутулый, седой, хоть и не старый. Имени своего не назвал, зато поинтересовался: кто такие и куда идём?

Мы люди бродячие, дорогой наученные, так что отвечать не слишком-то собирались. А он как зыркнет! Всё выложили, разом. Сильный маг был, очень сильный. Узнав что хотел, оглядел наше имущество – прежде всего лошадей и медведя. Был у нас тогда медведь, потом сдох… – Шеш замолчал, шумно прихлебнул чаю. Выдохнул, прокашлялся и продолжил…

– Маг ушёл, а через полчаса вернулся с золотой ящеркой – ну как мы в тот момент подумали. Большой такой ящеркой. Непомерно большой. Он её на плече, как поклажу, нёс. Потом сбросил на землю и сказал: животное редкое, вам пригодится. И, мол, делайте с ней что хотите, но чтобы тварь жива осталась. Через пару лет вернусь, заберу.

Мы тогда не сообразили, что дракон, думали – просто змеюка бесполезная. Но возразить не решились – с такими, как тот, не спорят, разве что самоубийцы. А потом один из купцов доранских, которому тварь показали, разъяснил. Купить хотел, но мы, ясное дело, не отдали. Да даже если бы ящеркой простой была, не продали бы – жизнь дороже. Маг ведь вернуться обещал, найти.

Дантос взглянул на меня. А я… ну а что я? Сидела и слушала, и мысленно кривилась. Ненавижу Его! Всех их ненавижу!

– Что значит «как поклажу нёс»? – спросил Дантос тихо. – Астра что же… сама не могла? Сопротивлялась? Или ранена была?

– Нет-нет, – отозвался Шеш поспешно. – Спала.

Потом подумал и добавил:

– Хотя, можно сказать, и ранена. У неё кровь из-под ошейника шла. Сильно так… Вообще, шея весь тот год кровоточила, только к следующей осени полегче стало.

Герцог дёрнулся как от удара. Я тоже. В тот год действительно очень больно было. Правда… предательство ранило куда сильней, нежели впивающиеся