напоминания, мало что предпринимая, если не считать подсчета оставшегося до даты времени. И только вот это последнее сообщение доносило заметное ощущение тревоги.

На деле, на поверку только на первом из них значилось «Сквайр-966», и можно только догадываться, что это должно означать номер почтового отделения поместья Босмэйн, иначе как бы добралось оно до нашего дома?

Значит, если я этого письма не отправляла, то отправить его мог только Дедушка.

Я сообразила, что мне хотелось испытать какое-то детективное наслаждение, и я по-детски расстроилась, что оно не выразилось в чем-либо ужасном и зловещем. Теперь предстояло самое томительное: мне попросту придется вернуться домой и спросить у Дедушки, что это значит.

Мне грезились цепочки улик, раскрытие тайн, а вот опять я – это я, одинокая внучка одинокого человека, мечтающая о приключении в затхлой спальне клуба джентльменов в Блумсбери, где разделить мне свои грезы не с кем. Ради острых ощущений вскрывать письма какого-то незнакомца и не получать ни одного самой.

На что я втайне надеялась? Наверное, что дорогой Дедушка был серийным убийцей или сатанистом? До чего же предсказуемо! Загубленные невинные души? Члены тайной секты приглашаются на обеды и торжества для исполнения ритуалов?

Перспектива, вызывавшая у меня только что не зевоту. Такая чепуха – для английских отдающих желтизной еженедельничков. Я бы откровенно расстроилась, если бы никто из Дедушкиных дружков не отправил на тот свет случайного сироту или не плясал голый, разве что с оленьими рогами и в накидке. Ни малейшего труда не составляло представить себе картину того, как в этот самый момент в нечто подобное вовлечена половина управляющих этого Треста.

Ужасная правда состояла в том, что меня возбуждала перспектива более интригующей тайны. Полагаю, это у меня от одиночества было. Точно. В этом я признаюсь. Я одинока.

Стыд берет, куда занесла меня эта порожденная одиночеством слабость. Оставалось только вернуться на следующий день в деревню и услышать от Дедушки какую-нибудь жуткую сказку о том, отчего какой-то жуткий человек в Лондоне каждый месяц получает письма, напоминающие ему о летнем празднестве. Устроитель, наверное? Человек, снабжающий маркизов программами устройства балов? Он уехал год назад, а почта доставлялась ему, пока лавка оставалась открытой, но когда ее закрыли, его письмо вернулось. Я чувствовала себя дурочкой. Ищу приключений там, где нет ни единого.

Я вновь взглянула на карту и на буквы, аккуратно выписанные под их именами.

Олив Чэннинг А-

Ширли Фог Б-

Коллум Дэйл АБ+

Группы крови. Кровь.

У меня оставалось еще добрых два часа до прямого поезда, и я воспользовалась ими для того, чтобы вернуться в лавку на Каледониан-Роуд. Она опять была закрыта и забрана решеткой. Я зашла в букмекерскую. Она не была дымным и убогим логовом, а оставляла впечатление неряшливого холла аэропорта. Двое мужчин стояли, уставившись на телеэкран высоко на стене, женщина постарше сидела возле автомата, а молодой человек стоял за отделенным ширмой прилавком.

Я подошла к нему.

– Могу я спросить, возможно, вы знали джентльмена, владевшего лавкой по соседству?

Молодой человек вытянулся и поправил галстук.

– Не-а. Извини, милочка. Я про то не знаю.

– Вы знаете, когда она закрылась?

– Не-а. Уже закрыта была, когда я пришел сюда.

– Благодарю вас. – Я повернулась к выходу.

Женщина подняла взгляд:

– Вы спрашиваете про место, где Шахид работал?

– Лавка электротоваров. Рядом с вами.

– Ага, – кивнула она. – Шахид. Уж два месяца, как уехал.

Я двинулась к ней и, не дожидаясь приглашения, села.

– Почему интересуетесь?

– У меня есть письмо для человека, который, возможно, там работал. Некий мистер Карвер.

Женщина прищурила глаза, задумалась.

– Такого не припомню. Не-а. А вот Шахид был человек приятный. Приятный и вежливый. Чё хошь для тебя сделает.

– Вы знаете, почему он уехал?

Женщина потерла ладонью затылок. От нее слегка пахло розовой водой и мочой.