поездка от места моего обитания до границ Сохо могла занять где-то от сорока минут до поболее часа. Я села на верхней площадке и смотрела в окно, ни к чему особо не приглядываясь. И потом безо всякой на то причины вдруг вспомнила, что не позвонила в ответ своей медсестре из Макмиллана.

Выудила из кармана телефон и снова включила его. Как только я это сделала, телефон зазвонил и высветился номер… Не принимать? Нет, фальшивая дочь Майкла Парриса уже, наверное, с дюжину сообщений закинула мне на голосовую почту. Может, мне удастся отделаться от нее раз и навсегда.

– Что-о, – протянула, стараясь изобразить голосом и скуку, и задиристость.

– Слушай, ты удерживаешь собственность, которая попросту тебе не принадлежит, – заговорила она, изо всех сил изображая человека здравомыслящего. – Представь, у меня оказалось бы что-то, что принадлежало бы тебе. Разве ты не захотела бы получить это обратно?

– Не знаю у себя ничего, что принадлежало бы тебе, – говорю. – Я даже имени твоего не знаю. Твоего настоящего имени, – прибавила я, когда она принялась что-то говорить.

– Микаэла. Друзья зовут меня Майк. – Я уловила очень легкое замешательство между первыми двумя словами. Может, это ничего и не значило, а может, она примолкла, подумав о чем-то, связанном с кличкой Майк.

– Отличный проход, – похвалила я ее и дала отбой.

Тут же набрала номер своей медсестры из Макмиллана. Естественно, попала на ее автоответчик. Оставила сообщение. Только успела кнопку отбоя нажать, как телефон опять зазвонил.

– Что это с тобой? – требовательно спросила она, прежде чем я хотя бы «алло» произнести успела. – Для тебя эта карточка ничего не значит. Ты не можешь ни на что ее употребить.

– А ты можешь? – говорю. Она запнулась и стала заикаться. – Расскажи мне, зачем она, и я подумаю об отправке ее тебе.

– Она… это конфиденциально, – сказала она. – Я не вправе разглашать эту информацию. Ты не… это не…

– Окей, давай попробуем что полегче, – говорю. – Кто такая Карен?

– Ну почему ты такая засранка? – допытывалась она.

Я дала отбой – не потому, что почувствовала себя оскорбленной, а потому, что вопрос был хорош, и у меня не было на него ответа.

Я отключила телефон: хотелось подумать, чтоб не беспокоили. Почему я такая засранка?

Не долго пришлось ждать, пока явился ответ: рак, разумеется. А это – странный такой маленький эпизод, в котором я случайно обрела некую меру самообладания, и это не имело совершенно никакого отношения к раку или моей внезапно укороченной в перспективе продолжительности жизни.

Окей, я перекладывала боль со своей головы на чью-то другую. Но это послужит ей уроком: она врала, говоря, кто она такая, чтобы наложить лапу на письмо покойного Майкла Парриса. И не будем забывать: она мне угрожала. Пусть и цирком, но все же. Могла бы вместо этого предложить мне вознаграждение. Сто фунтов (и даже всего пятьдесят) – и я бы отправила ей этот чертов конверт вечерней почтой.

Ну… после того, как выяснила бы, что представляет собой «Клуб Вечности». И это зависело бы от того, что он собой представляет.

Я отыскала в кафе столик рядом с розеткой, подключила ноутбук, чтоб можно было задарма попользоваться электричеством, а заодно и бесплатным вайфаем. Увы, трудно было сосредоточиться. Я раз за разом выверяла на интернет-карте адрес «Клуба Вечности», а потом вновь и вновь беспокоилась, что неверно прочла его. Меня так и подмывало пойти туда сейчас, просто чтоб убедиться, а потом вернуться в шесть часов, но я велела себе: жди. Не в том дело было, чтоб поступить так, как казалось правильно, ничем другим я не в силах была удержать себя, чтоб не ткнуться головой в стол и не уснуть. Отчасти то была раковая изможденность: гад изматывает тебя напрочь. Но была и другая часть: драма, в которую я влезла с этой чужой мне женщиной. Сделала в мыслях себе зарубку: приобрести новый номер мобильного телефона.

Пока же я там, где продают кофе, если я устала, то могу подбодрить себя кофеином.

К тому времени, когда я собралась и направилась в сердце Сохо, я и на спор не смогла бы уснуть. И осталась без своего мобильника.

У Лондона есть особенность – он строился не по линейке. Улицы извиваются и виляют, можно начать шагать, думая, что идешь в одно место, а попадаешь под конец совсем в другое, и вовсе не представляя, как выбраться обратно. В этом часть обаяния Лондона, и она способна свести с ума приезжих, в особенности тех, кто из США. После двадцати лет я привыкла к городу. Теряюсь до сих пор – просто не нервничаю из-за этого.

Уверена была, что заплутаю, отыскивая «Клуб Вечности». Он забился в такую укромную щелку, какие зовут тупиками, в такое местечко, мимо которого десяток раз пройдешь и не заметишь. Однако я вышла прямо к нему, словно уже тысячу раз тут бывала. Снаружи здание было выкрашено темно-коричневой краской, с такими же темными окнами, слишком высокими, чтоб я могла в них что-то подглядеть. Никакой таблички с названием улицы и номером дома, никакого звонка у двери или хотя бы сдержанной таблички «Только для членов клуба». Просто дверь со старомодной ручкой-рычажком вместо кругляша, тоже выкрашенная в темно-коричневый.

Я тронула дверь – та была не заперта.

Отделка приемной тоже выдержана в коричневых тонах. Ее мягко освещали настенные бра. Приятно; вот только если мне надо будет что-то разглядеть, то очки понадобятся.

– О! – раздался голос. Я моргнула и поняла, что стою перед стойкой приемной. Молодой малый за ней сначала, казалось, удивился, а потом быстро укрыл удивление за профессионально участливой улыбкой. – Добро пожаловать в «Клуб Вечности».