Или что-нибудь в таком духе:

Но, как бы она их не срифмовала, обе части заклятия сработали идеально.

Я долго не догадывался, что же произошло. Потребовалась не одна ниточка, чтобы привести меня к сути. И целая цепь намеков.

Я учил ее на совесть. И оказалось, что моя учеба почти уничтожила разницу между нами.

Магия хороша для многих вещей, но простая логика не из их числа. Перед лицом двух равновеликих сил, могущественнейших в мире, заклинание могло бы съежиться, раствориться. Но нет. Вместо этого оно подействовало на нас обоих. Уничтожило меня и рикошетом рассеяло по свету и ее.

Я вонзил зубы в русалочий хвост и ощутил вкус яблок из Авалона. Затем он сменился смолистым вкусом сосны, на верхушке которой я жил первое время разлуки с Нимуэ. Она ушла в глубину, я поднялся ввысь, ее рука крепко держала меч, я же греб полные пятерни воздуха. Я жил в хрустальной клетке, а моя любовь обитала на озерном дне, пока не настала пора перенести Артура в его укрытие.

Мои зубы отпустили хвост, и рот сразу наполнился вкусом минувшего, моей магии и божественной горечью безрассудной любви.

В тот же миг, вывернувшись из хватки моих зубов и всколыхнув потустороннюю материю, передо мной возникла сама Нимуэ.

Я смотрю на нее. Она сияет. Ее одеяние переливается точно крылышки жука. На поясе горит меч. О, я его знаю.

Она смотрит на меня зелеными, точно море, глазами, берет в руки Адама и почесывает ему мордочку. Горностай-предатель тут же начинает тыкаться носом ей в грудь.

– Как ты долго, – говорит она. – У меня вся шея затекла.

– Всего-то тысячу лет, – оправдываюсь я обиженно. – А это сущая ерунда в сравнении с вечностью, сама знаешь.

Внутри у меня все обмякает. Ничего не могу с собой поделать.

– Итак, – говорю я, – ты прекрасно выглядишь.

– А у тебя в бороде жвачка, – отвечает Нимуэ.

«Лгунья!» – хочу выкрикнуть я, но она щелкает пальцами, точно ножницами, и сносит мне бороду под корень. Шесть футов белоснежных прядей падают на пол. Она ухмыляется.

– Старый козел.

Как и раньше, я не знаю, что думать.

– Ты вернула мне всю мою магию? – спрашиваю наконец я после довольно продолжительного пыхтения и раздумий. Хотя и сам уже чую ответ.

Меня как будто раздувает. Значит, последние крохи моей магии были с ней, упакованные для прогулки по подземному миру, словно провизия для пикника. Теперь она снова вернулась ко мне. Все, кроме той части, которую проглотила эта дурная мохнатая тварь.

– Мне и своей хватает, – отвечает она, и я снова вижу ее коварные глаза, кожу, гладкую, как шелк, опасный изгиб рта, – словом, все то, что никогда не приносило мне ничего хорошего. – А твои чары устарели. Я просто хранила их для тебя, вот и все. Правда, потом у меня самой возникли кое-какие неприятности, так что пришлось залечь на дно.

– Ясно, – отвечаю я.

Адам копошится в складках ее плаща. Похоже, он решил свить там гнездо.

– Этот зверь у тебя в руках, – добавляю я с достоинством, – мой приятель.

– О, так у тебя изменились предпочтения, – говорит она и приподнимает брови.

Я чувствую, что краснею.

– Он мой коллега. Будь добра, верни ему изначальный облик.

– Сам верни, – отвечает Нимуэ. И передает зверька мне. – Все твои чары теперь на месте. А у меня есть дела и поважнее. Ты ведь наверняка в курсе последних новостей. Они уже почти сам-знаешь-где.

Я стою перед ней навытяжку, с горностаем в руках, словно ученик перед учительницей.

– Значит, ты тоже следила за новостями, – говорю я ей. – Несмотря на…

– Я следила за тем, чтобы не высовываться, – перебивает она меня. – Но не игнорировала и то, что происходило вокруг.

– Ясно, – говорю я. Какая же она все-таки вредная. Но на языке у меня вертится: и что же, пять минут назад ты еще была дешевой игрушечной русалкой, а сейчас уже мчишься спасать мир?

– Так как же? Договорились? – говорит она.

– Да, – выжимаю из себя я.

– Ну, тогда пошли, – говорит она. Меряет меня взглядом с головы до пят. – Только в таком виде ты далеко не уйдешь. Прими какую-нибудь форму.

Устремленный на меня взгляд Адама как-то подчеркнуто пуст, и я узнаю в нем уловку из своего арсенала. Что ж, выбора нет. Но я все же позволяю себе один маленький выпад, прежде чем предаться неизбежному.

– А ты никогда не задавала себе вопрос, – начинаю я, ненавидя себя за жалобный тон, – почему, когда мою силу разнесло вдребезги, ты целиком