А в кабинете Брокка ждет все тот же запах лаванды. И сургуч крошится под пальцами.

«Мой дорогой мальчик,

хотя, наверное, смешно тебя так называть. Ты уже давно не мальчик, и я сама не знаю, зачем пишу тебе. Должно быть, я глупа, если надеюсь, что могу исправить хоть что-то.

Знаю, что причинила тебе боль, и не жду прощения, равно как и не стану придумывать оправданий своему поступку. Мне жаль и… быть может, если нам доведется встретиться вновь, мы хотя бы попробуем притвориться друзьями.

Лэрдис».

Брокк перечитал письмо трижды, прежде чем отправить в камин. Он лег на кушетку, забросил руки за голову и закрыл глаза.

Формулы.

Цифры.

И нежный голос Лэрдис. Проклятая лаванда призраком ее присутствия и… ожидание.

…далекий, но явный пульс материнской жилы, которая медленно наполняется огнем.

…черная роза с посеребренными пеплом лепестками ждала на подоконнике.

Просто цветок.

Просто карточка.

Просто имя, выведенное излишне аккуратным почерком. И Кэри медлит, гладит карточку, от которой исходит слабый запах кладбища. Ей не страшно, она знает, что кто бы ни отправил этот цветок, но он не желает зла.

…и отвернувшись от окна, Кэри садится за клавесин.

Она проводит ладонью по лакированной крышке, стирая пыль, и касается клавиш. Музыка получается рваной, да и не музыка вовсе – Кэри так и не научилась играть. Но звуки заполняют опустевший дом, поддерживая маску веселья.

Кто бы знал, как сложно притворяться счастливой.

И черная роза отражается в лакированной поверхности клавесина…

…Кейрен выкладывал на спине своей женщины узор из речного жемчуга и мелких монет.

– Что ты делаешь?

– Лежи, – он наклонился, касаясь губами плеча, – я тоже умею рисовать.

Таннис фыркнула, не поверив. У нее широкая спина, жилистая. Длинная шея с тонкой дорожкой пуховых волос. Сильные руки. И мягкие, округлые ягодицы, с которых жемчужины скатываются.

– Ты понимаешь, что у нас нет будущего? – Таннис пытается повернуться и едва не разрушает узор.

– Будущее бывает разным.

Кейрен прижимает ее локтем к кровати.

– Ну да…

– Ты моя. – Он водружает монету на лопатку. – Ясно?

– Только пока я сама этого хочу.

– Упрямая.

Молчит. И кладет голову на скрещенные руки, смотрит с прищуром, с насмешкой.

– А я твои рисунки принес…

…все, кроме одного, который осел в столе полковника Торнстена. И Кейрену было велено забыть о недостаче. Он забыл.

Почти.

Благо архивы в управлении не успели подчистить.

– О чем ты думаешь? – Таннис, вытянув руку, провела по шелковой глади цветка.

– Ни о чем.

…о пожелтевших, потраченных сыростью бумагах.

Отчет констебля.

Чистосердечное признание некоего Войтеха Гришвица, сына аптекаря, шестнадцати лет от роду. Интересный документ, написанный аккуратным, учительским даже почерком.

…полторы дюжины трупов.

И скрупулезное описание каждого убийства, словно Войтех, сын аптекаря, искренне каялся или скорее опасался, что содеянного им не хватит на виселицу. Приговорили всех…

– Давай пойдем в парк? – Таннис подхватывает скатившуюся жемчужину. – Там каток есть… правда, я кататься не умею.