Кузины закивали и взялись за руки.

– И оказываю дурное влияние…

Голос Грай, чересчур громкий, заглушал рваную мелодию, но девушка с прежней методичностью тревожила струны странного инструмента.

– Как же мне все это надоело! Скорей бы выйти замуж…

– Зачем?

– Лучше один муж, чем мама и две тетки… – заметила Грай и подвинула к себе вазочку с засахаренным миндалем. Орешки она жевала громко и как-то сердито, отчего становилось понятно, что ее и вправду донельзя утомили постоянные нотации. Кузины, переглянувшись, лишь плечами пожали.

– А если муж тебя отошлет? – робко поинтересовалась Сиг.

Ее сестра, утащив из вазочки горсть орешков, разглядывала их с несчастным видом. Она помнила, что леди пристала умеренность, тем более когда фигура этой леди выказывает явную склонность к полноте, а в моде худоба, но… засахаренный миндаль был слишком большим искушением, чтобы устоять.

Сигни ела. Вздыхала.

…а тут еще и шоколад подали.

– Мужа надо выбирать такого, – решительно заявила Грай, отправляя в рот сразу горсть орешков, – чтобы жить не мешал.

Кузины вновь обменялись выразительными взглядами и, повернувшись к Кэри, уставились на нее, ожидая решения. В конце концов, она была единственной из них, кто обладал собственным мужем.

– Я думаю, – осторожно заметила Кэри, – что супруга тебе выберут родители.

– Это да. – Грай замолчала. Впрочем, молчание ее не затянулось надолго. – Но все равно, замужним можно больше, чем незамужним. Если муж мне не понравится, я любовника заведу. Уж любовника-то я имею право выбрать?

Нервно вздрогнула во сне тетушка, открыла глаза, окинула зал мутным взглядом и, убедившись, что чести и достоинству подопечных ничего не угрожает – опасное слово, должно быть, пригрезилось, – вновь задремала.

Мисс Грай, сняв крышку, вдохнула тонкий аромат горячего шоколада. На подносе стояли крохотные пиалы с грецким орехом и фундуком, дробленым печеньем, цукатами, медом и сливками. Подумав, она подцепила щипчиками длинный ломтик сушеной дыни и окунула в шоколад.

– Нет, – уже шепотом произнесла она. – Почему мужчинам можно заводить любовниц, а женщинам любовников – нельзя? Это несправедливо.

Кузины выбрали орешки. Сиг – грецкие, а Сигни – фундук. И одновременно потянулись к пузатому кувшинчику со сливками.

– Вот Лэрдис…

…это имя заставило Кэри вздрогнуть.

Лэрдис. Женщина, которая украла сердце ее мужа.

…маленький домик с крохотным садом, где под шубой еловых лап скрыты розовые кусты. Узкий карниз и голуби. Запах лекарств, привязавшийся к седым волосам. Гостиная, камин и чай. Кресло, повернутое к окну. Дитар, которая уже ждет, и Кэри становится невыносимо стыдно за это ожидание, хотя она знает, что пришла вовремя. И все-таки ее, Кэри, время течет совершенно иначе. Разговор. Связующие нити слов. Чужое прошлое, которое раскрывается перед Кэри, порой слишком уж откровенно, но Дитар нужна эта откровенность. А Кэри несложно быть слушателем.

Лэрдис…

– Я сразу поняла, что он влюбился. – Дитар полулежит.

Она уже мертва и знает об этом, но упрямо держится на пороге, и порой Кэри разбирает злость на мужа, который ушел именно сейчас. Неужели так сложно найти минуту для этой женщины?

У Брокка ведь много минут.

А у Дитар не осталось.

И смешно думать, что Кэри ревновала к ней… а ведь ревновала, притворялась равнодушной, слушая Грай, которая почти с восторгом рассказывала о любовнице мужа…

…и о Лэрдис тоже.

– Представляете, – Грай наклонилась, опираясь локтями на стол, благо тетушка вновь крепко спала и не могла увидеть столь неподобающего юной даме поведения, – она так и заявила Королю! Мол, женщины имеют равные с мужчинами права…

…заводить любовников.

И не ясен этот восторг в глазах Грай. А она, замолчав, перемешивая шоколад ложечкой, смотрит на Кэри, ждет от нее одобрения.

– Я не думаю, – Кэри приподняла крышку, вдохнув горький аромат, – что стоит уделять такое… пристальное внимание мнению женщины…

…которая причинила боль Брокку.

– …которая позволяет себе столь откровенно легкомысленное поведение. – Кэри очень надеялась, что голос не выдает ее.

И выражение лица.