– Я взял тебя, рискуя поссориться с давним своим другом, – Тормир заложил руки за спину и отвернулся, – потому как полагал, что ты уже вырос и способен сам принимать решения.

Щелкнули пальцы, и Кейрен вздрогнул.

Уволят.

И да, увольнение не ударит по его карману, жалованье, к слову, платили мизерное, но позора Кейрен не переживет.

– Мне казалось, что с тобой слишком уж нянчатся. И поддержал твое стремление добиться хоть чего-то самому… – Он замолчал.

И Кейрен сделал глубокий вдох.

Уволят, и… пускай.

– Но порой ты поступаешь так, что я начинаю всерьез жалеть о своем решении. Еще одна подобная выходка, Кейрен, и я укажу тебе на дверь. Да, ты талантлив. И должность свою, что бы там ни говорили, получил по праву. Но я не потерплю в своем отделе даже гения, если этот гений не дает себе труда элементарно подумать о своей безопасности. Знаешь почему? – Вопрос риторический, и ответить Кейрену не позволили. – Потому что сегодня ты рискнул собой, а завтра подставишь еще кого-то… ясно?

– Да.

– Вот и молодец. – Массивная лапа Тормира легла на плечо и сдавила. – Теперь что касается твоей девицы… с полной амнистией ты, конечно, поторопился, но… она хоть ничего?

– Я…

– Молодой и безголовый. Ладно, отведи свое сокровище вниз, пусть в сейфе посидит, подумает. Авось и прояснится в голове…

– Но…

Легкая затрещина заставила замолчать.

– Не спорь со старшими. Куда ты ее денешь? К себе домой возьмешь?

– Гостиница…

– Ну да, или пансион. Дело, конечно, хорошее, только где гарантия, что твоя краля в этом пансионе усидит?

Он был прав, Тормир по прозвищу Большой Молот. Таннис дала слово, но…

…в Нижнем городе слова значат крайне мало.

– Или что ее в этом пансионе не прирежут, – тише добавил Тормир, отпуская Кейрена. – Если все и вправду так, как ты говоришь, то дело мутное. И грязное. В камере она всяк целее будет. Только вымой сначала. И сам помойся, а то воняешь невыносимо. Вопросы есть?

– Есть… дядя, а куда хвост девается?

– Что?

– Когда человеком становитесь, куда хвост девается?

– Вон, – рявкнул Тормир, вытирая намечающуюся лысину. – Фигляр несчастный… И домой загляни. Нечего матушку в беспокойство вводить!

Таннис ждала.

Присела на краешек огромного дивана, обтянутого скрипучей кожей, и ждала.

А человек, который отослал Кейрена, устроился напротив, в кресле. На темной коже обивки поблескивали латунные шляпки гвоздей, и Таннис, чтобы не смотреть на человека, эти гвозди пересчитывала.

– И как ты в эту историю влипла? – Человек заговорил с ней первым, и от звука его голоса Таннис вздрогнула, едва не выпустила из рук плед.

Холодно.

И есть хочется. И помыться бы… она чувствовала грязь на коже и, кажется, под кожей, а поверху – сухую, потрескавшуюся пленку грибного сока.

Человек пошевелил ногами, форменные брюки его задрались, обнажив полосатые, не особо чистые носки, обвисшие на щиколотках складками. И он, наклонившись, щиколотки поскреб.

У Таннис мгновенно спина зачесалась.

И шея.

И в голове тоже…

– Молчишь? Ну молчи… – Он одернул штанину и откинулся, правда, кресло, похоже, было жестким, а ожидание давалось человеку с трудом, вот он и ерзал, вертел головой, разглядывая кабинет.

Следовало признать, что устроился Кейрен неплохо.

Комнатушка была небольшой, но аккуратной. Одну стену целиком занимал шкаф с резными дверцами, пожалуй, смотрелся он несколько чуждо. Такой бы в доме поставить… и стол хороший, на бронзовых лапах, которые впиваются в толстый ковер.

– Наш мальчик многое может себе позволить. – Человек провел по ковру носком ботинка, оставляя глубокий след на ворсе.