пококетничала сама с собой), а по скорости – гепард (или – гепардиха), по силе – горилла, по реакции – южноамериканский паук. И никто не догадывается, а догадается, поздно будет.
– И с нами, взрослыми, такое можно проделать? На пароходе Наталья Андреевна показывала нам, как внешность менять. А дальше?
– Можно. На универсальном гомеостате можно полную реконструкцию пройти. Но тогда уже нужно ручной постоянно носить или непрерывно самоконтроль поддерживать. Забудешься, захочешь с земли на крышу, как кошка запрыгнуть, и пожалуйста – мышцу, да не одну, вместе с куском кости оторвешь сама себе…
– Ладно, это ещё не сегодня будет, – усмехнулась Майя и вдруг спросила: – А почему ты со мной только сейчас откровенничаешь, а до этого два года ваньку валял?
Лихарев сейчас смотрел на Майю какими-то другими глазами. Всё время знакомства он воспринимал её только как жену одного из младших «братьев», и никаких особых, мужских эмоций она у него не вызывала. Как, впрочем, и Лариса тоже. Ту он скорее остерегался, как разумный человек остерегается пусть и прирученную, но всё же от природы дикую пантеру. Да Лариса и сама культивировала у окружающих этот образ. А сейчас он почувствовал, что ещё немного, и эта станет почти такой же. Не многовато ли на одну компанию? Хорошо, что теперь они окончательно «в одной лодке», остерегаться никого не нужно, даже наоборот.
И одновременно Валентин почувствовал к Майе нечто похожее на внезапное влечение. Раньше ему вполне хватало одной Эвелин и для души и для тела. А сейчас вдруг представилось…
– Какого такого я ваньку валял? – взял себя в руки Валентин. – Ты мне кто была? Случайная, хотя и хорошая знакомая. Не больше. Ты ведь со мной не делилась, даже в подходящей обстановке, своими семейными, а тем более внесемейными тайнами? Я вот, признаться, не знаю, осталась ты в штатах прокурорской «генеральной инспекции» или выбыла «по семейному положению».
Лихарев посмотрел на неё с замаскированной, но не так, чтобы она была совсем незаметна, усмешкой.
У Майи слегка загорелись щёки. Сама по себе «Генеральная инспекция Российской императорской Верховной прокуратуры» была весьма засекреченным подразделением, де-юре не существующим, и о причастности к ней Майи, дочки Генпрокурора, по собственному классному чину – титулярному советнику Бельской, из всех входивших в круг её знакомств знал только муж и в какой-то части – Тарханов. Ну, генерал Чекменёв, само собой, но тот вообще знал в Империи всё и всех. Для всех прочих она была лишь кавалерственная дама (что ощутимо выше) Ляхова.
Но откуда об этом знать Лихареву? Майя действительно, выйдя замуж, была переведена в «резерв второй очереди», и два года о ней в «конторе» никто и не вспоминал, на другой уровень она перешла, и по отцовской должности, и по мужу.
– Кто тебе сказал? – и тут же прикусила язычок. Однако Валентин не стал задерживаться на этой будто бы случайной проговорке. Намекнул на степень своей осведомлённости – и достаточно.
– А теперь, исходя из того, что мы с Воронцовым обсудили, союз у нас заключён прочный, я бы даже сказал, «аншлюс» «Братства» и нашей с Дайяной корпорации. Теперь какие-либо тайны всякий смысл потеряли, напротив, чем больше мы друг о друге и в личном плане и в, так сказать, общеобразовательном узнаем, тем успешнее наше воссоединение происходить будет. Уловила смысл?
– Да уж как не уловить. Я, признаться, очень этому рада…
– Ещё бы. Теперь уж точно твоя мечта исполнится…
– Ты какую имеешь в виду?
– А у тебя их много? По-моему, одна и есть, остальные вокруг неё, как спутники, крутятся. Жить вечно молодой и красивой, долго и счастливо, в своё удовольствие…
– И что в этом плохого, – вскинула Майя подбородок.
– Ничего абсолютно, за одним исключением – осознание реальности лично твоей, не
– Тебя же и остальных не превратило пока? – с вызовом спросила девушка.
– А откуда тебе знать?
– И у вас гомеостаты есть…
– Примерно то же самое, что аптечка первой помощи у солдата или страховочная верёвка у альпиниста. Дело совсем в другом, и этому придётся учиться…
– Чему же?
– Да тому, что надо вообще забыть о том, что ты по наивности называешь «бессмертием». Не думать о нём, как в двадцать лет не думают о неизбежной в любом случае смерти. Живи каждый день, как последний. Господь Бог каждому обещает жизнь вечную, но не гарантирует завтрашний день.
Этот интересный, начинающий уже переходить в богословский диспут разговор прервали подошедшие к ним вдвоём Дайяна и Ирина. Майе, по причине слабой погружённости в историю «Братства» и вообще проблему отношений «ренегаток» первого, второго, а теперь и «третьего призыва», это странным не
