Фёст смотрел на джентльмена (а это был явно джентльмен, хотя и не совсем англосаксонского экстерьера, было в нём нечто левантийское, пожалуй) и на всю вообще картинку не просто с интересом. Он был попросту поражён, как легко и просто решилась загадка, над которой в своё время безуспешно бились не только они с Секондом, но и Новиков с Шульгиным. Кто, каким образом, зачем и для чего организовал в этой России позапрошлогодний «Хлопок одной ладонью»?[153] То, что к безобразиям и в реальной РФ, и в новосозданной Империи приложили руку Лихарев и Даяна, сомнений не было, они сами в этом признались, но что касалось земных исполнителей, похвастаться было нечем. На каком-то, очень высоком, кстати, уровне структур Гиперсети (как бы не самими Игроками) был поставлен очень мощный, непробиваемый никакими имеющимися в распоряжении «Братства» средствами блок. Для аналогии можно представить, что самым опытным средневековым специалистам по штурму крепостей предложено было бы взять линию Маннергейма. Причём её защитники использовали бы лишь пассивные средства обороны. И всё равно – ни таран, ни кирки, ни пороховые мины не помогут против «восьмисотого» бетона. Против проволочных заграждений всех видов, усиленных минными полями, во всём тогдашнем цивилизованном мире тоже ни средств, ни методик не имелось.

Кому-то, всё тем же пресловутым Игрокам, или некоей «третьей силе», возможно и неразумной даже, как Природа у Стругацких в «Миллиарде лет», потребовалось сделать так, что даже почти всемогущие, по людским меркам, аггры уровня Лихарева и тем более Даяны, не сумели разобраться, кто, в конце концов, явился непосредственным исполнителем замысла по перехвату управления сразу двумя странным образом состыкованными реальностями.

Была в общем-то проведена элементарная, примитивная даже операция прикрытия. Вроде как стрелки на железнодорожных путях перевели, и поехал поезд вместо Москвы в Саратов, и никто из пассажиров по ночному времени этого не заметил, а когда заметили – уже поздно было.

Вот и «Братство» спохватилось, начало разбираться, что, как и почему. Дошли тогда до «предпоследнего», как им показалось, уровня вселенского, иначе не скажешь, заговора, а дальше – тупик. Или – «стратегическая пустота», если угодно. Весьма и весьма высокопоставленным фигурам поступали команды, ставились задачи, выделялось финансирование – и вроде бы ниоткуда. Сами исполнители, даже подвергнутые самым изощрённым методикам воздействия на подсознание, в один голос утверждали, что всё, что было, – просто череда «озарений». Вдруг «пришло в голову» – и всё. И ведь не поспоришь по большому счёту. Поди узнай, каким именно образом пришло в голову Гитлеру стать поначалу руководителем вполне маргинальной партии, потом канцлером и, наконец, Фюрером своего народа и Рейха. Однако удалось, но он, если б его получилось взять живым, ничего сверх того, что написал вместе с Гессом в «Моей борьбе», всё равно бы не сказал.

Когда такая же практически история начала повторяться уже в Империи Олега – появление на арене вместо Даяны с Лихаревым Арчибальда, поставившего перед собой те же цели, что и они, и задействовавшие аналогичные общественные структуры, от «Хантер-клуба» до «Чёрного интернационала» и самого обычного криминалитета, Фёст задумался.

До этого ему не было особого стимула заниматься этой проблемой. Они с Секондом так и числились в «младших братьях» или просто в «рыцарях», если считать «Братство» именно Орденом, оттого и не считали возможным брать на себя разгадывание очередной «загадки Сфинкса». А вот сейчас этот стимул появился. С момента, когда ушли в свой рейд на «вторую Землю», в логово дуггуров, «старшие» и он, Фёст, скорее от нечего делать, чем по действительной необходимости, решил выяснить, как известный персонаж, «тварь ли он дрожащая», или тоже право имеет».

Не в том смысле, как понимал это Родион Раскольников (или сам Достоевский). Скорее им двигало чувство, подобное тому, что присуще многим актёрам «второго плана». А что, если вдруг, как это бывает в книгах и фильмах, ему предложат главную роль на самой главной сцене в знаменитейшем спектакле? И о роли этой он давно мечтал, и знает её назубок, и всё же… Согласиться выйти к рампе и начать сотни раз произнесённый уже величайшими из великих монолог, рискуя в случае провала до конца дней остаться в чужих и собственных глазах жалким, вообразившим о себе ничтожеством? Можно ведь и не согласиться, найдя внешне убедительную причину, тогда и дальше можно будет блистать на привычном уровне, продолжая подавать надежды и намекать (или говорить впрямую), что уже вот-вот и…

Это самое «вот-вот» только что и случилось. Взяв на себя смелость не только фактически возглавить «Мальтийский крест», да заодно и вмешавшись в тщательно подготовленный и обречённый на успех план по свержению здешнего Президента, Фёст произнёс роковые (в любом смысле) слова. Как и сам Гамлет – не вслух.

Вот и начал он это сопротивление оказывать. Вовремя сообразил, сумел в самый последний момент пресечь очередной, вроде как тщательнейше, а на самом деле из рук вон плохо подготовленный антироссийский заговор. Чем и спровоцировал абсолютную, спонтанную, когнитивным диссонансом вызванную, прямо-таки аллергическую реакцию до последнего никак себя не проявлявших Сил. Затем ещё усилил эффект, фактически заставив своего Президента сделать резкое, почти грубое заявление об изменении Россией всей внутренней и внешней политики. В целом не представлявшее собой ничего особенного, «чего бы ещё не было на свете», выражаясь в стилистике Экклезиаста, но по форме да с учётом мировой общеполитической обстановки, выглядевшее как жест опытного бретёра[154], вынуждающего противника ответить