отдельное, высокое, подпружиненное седло старой отцовской «Индианы» 1935 года выпуска. Умели тогда люди комфорт, свой и чужой, ценить.

– А ты что, сидел? – всё же спросила девушка, не смогла удержать любопытства.

– Да какой там… Просто дворы у нас вокруг Переяславки такие были. Или делай, как все, или… Хорошо, у меня родители вовремя оттуда съехали в Черёмушки. Вместо тюрьмы в МГУ пошёл…

Рысь хорошо взяла с места, чтобы сразу показать свой класс.

– Слушай, ты это… Я тебя не автородео показывать нанял. Мне надо спокойно ехать, смотреть по сторонам, снимать окружающую обстановку и составлять в голове текст! – крикнул он ей в ухо, с удовольствием прижимаясь коленями и животом к её спине и бёдрам. – Изволь полсотни, и хватит.

– Полсотни, – фыркнула девица, полуобернувшись. – Я на такой скорости и не удержусь, набок завалюсь…

– Удержишься, я вон на велосипеде вообще на месте стоять могу… Давай, работай. Клиент всегда прав.

Неизвестно, что там Рысь бормотала себе под нос, но скорость сбросила. Ничего, останется одна – компенсирует полученный моральный ущерб.

За время поездки Лютенс увидел нового и интересного даже больше, чем рассчитывал. На самом деле действиями оставшихся верными Президенту войск руководили очень компетентные и удивительно спокойные и выдержанные люди. Складывалось такое впечатление, что все планы «контрреволюции» были составлены давным-давно, запечатаны в «красные пакеты» и розданы именно тем, кто заведомо не перебежит на сторону противника и не допустит ни минуты растерянности и промедления. Вообще это выглядело как хорошо отрепетированный спектакль. И «положительные герои», и «злодеи» руководствуются написанным драматургом текстом и указаниями режиссера – как реплики и ремарки пьесы следует воплощать в разыгрываемое на театральных подмостках подобие жизни. В какую дверь на сцену выходить и какой рукой героине за сердце хвататься.

А Лютенс и все остальные, планировавшие разыграть собственное действо, сейчас с изумлением наблюдают, как занавес поднялся и актёры, на генеральной репетиции всё делавшие правильно, начали играть совсем не ту пьесу, что была обозначена на афишах и в программках. Вместо «Макбета», например, «Двенадцатую ночь». Не историческую трагедию, а весёленькую «комедию положений».

Ни один из местных руководителей заговора, ни силовики, ни представители «гражданского сектора» заведомо не предполагали, что на стороне Президента смогут оказаться вообще хоть какие-то вооружённые силы. Милиция и ОМОН с СОБРом были заблаговременно парализованы, заранее подготовленных армейских частей вообще не имелось, а инициатива «случайно не охваченного» командира среднего звена должна была быть подавлена в зародыше специально на то назначенными людьми. Для этого и линии связи прослушивались, и подготовленные группы снайперов и гранатомётчиков от «Зубра» немедленно бы пресекли выдвижение к столице каких-то стихийных энтузиастов. Все подходы к Москве легко перекрываются минимальными силами, если, конечно, наступление не ведётся в масштабах немецкой операции «Тайфун»[96] осенью сорок первого года.

Это, кстати, отлично продемонстрировали сторонники Президента. Та информация, которую успел получить Лютенс, подтверждала участие в активных действиях против заговорщиков нескольких автономных групп общей численностью всего лишь до батальона, правда великолепно натренированных бойцов, преимущественно офицеров. Неужели господин Мятлев, неприметный замминистра, таким джокером в рукаве оказался? Вот уж воистину, в тихом болоте…

Сейчас, побывав уже на пятнадцати заставах, блокировавших в основном площади на пересечении Садового кольца с главными радиальными магистралями, Лютенс видел, что Москва контролируется крайне незначительными силами. Пока он обнаружил всего три с небольшим десятка блокпостов, на каждом – одно-два отделения на лёгкой бронетехнике плюс пешие патрули и мотоманевренные группы, тоже по основным магистралям. Как ни считай – от силы полк штатной численности.

Теоретически, если бы начались активные наступательные действия мятежников, подкреплённые «мирными выступлениями граждан», хоть тысяч по десять-двадцать «протестующих» на главных площадях, вокруг Кремля, Белого дома, Государственной Думы, удержать такими силами контроль даже за первым внешним обводом центра города нереально. Кроме основных проспектов Садовое кольцо пересекают сотни улиц поменьше и переулков, а их все плотно перекрыть даже теоретически невозможно, если не имеешь в распоряжении минимум трёх-четырёх мотострелковых развёрнутых дивизий со всеми средствами усиления. Одних, штатов мирного времени, не хватит, даже чтобы обозначить вокруг центра Москвы тоненькую нитку оцепления: по стрелковому отделению на городской квартал, без всякой глубины и не имея ничего в резерве для маневра силами и средствами.

А ведь по «окончательному плану» заговорщики собирались вывести на улицы в нужный момент минимум несколько десятков тысяч хорошо вооружённых бойцов, от взводов используемых «втёмную» подмосковных ОМОНов и СОБРов до вполне мотивированных «Зубров» в полном составе и вводимых в операцию на втором этапе батальонов и бригад внутренних войск. Затем для закрепления успеха и превращения ситуации в «необратимую» предполагалось начать раздачу оружия более-менее организованным отрядам «избравших свободу» – студентам, криминально ориентированным фанатам, отставникам из ветеранских организаций прокоммунистического толка. «Антинародный режим» они свергать пойдут с удовольствием, а когда свергнут – поздно будет остатки волос на вытертых фуражками лысинах рвать. В дело вступят совсем другие силы, а к бесконтрольно выданному оружию боеприпасы закончатся как раз к моменту, когда возникнет опасность, что оно может быть повёрнуто в другую сторону.

Лютенс тщательно изучил хранившиеся в архивах ЦРУ материалы «Операции «Фокус»[97] шестидесятилетней давности. Тогда, в октябре пятьдесят шестого года, «мирная демонстрация студентов» неожиданно для властей и многих её участников превратилась в