Голос у неё был приятного тембра, невзирая на лёгкую хрипотцу, вызванную естественным для мотоциклистки поверхностным хроническим бронхитом- фарингитом и ларингитом. Да и курит, наверное.

– Зря ты это, – совершенно искренне сказал Лерой, хотя воспитание российских девиц в список его приоритетов не входило. Но чем-то она его зацепила, невзирая на его нынешнюю работу. Но это дело такое – если проскочила искорка, так независимо от классовых, национальных и идеологических факторов. Только что вообще ничего такого не думал и вдруг почувствовал, что девчонка ему небезразлична. Впрочем, что за беда? Лишнее знакомство, да ещё в тех, весьма далёких от обычной либеральной тусовки кругах, отнюдь не помешает.

– Не идёт тебе, не к образу, хоть ты и байкерша. Рано или поздно настоящим мужикам матерящиеся девицы надоедают, раздражать начинают…

– Поучи ещё…

– Да зачем мне – это? Пусть тебя папа с мамой или будущий муж учат. Я просто как профессионал говорю. Вот распечатай дома свою фотографию, что я тебе сейчас отдам, а ниже припиши, как в комиксах, какой-нибудь приличный загиб, без пропусков и многоточий… По утрам посматривай – соответствует форма содержанию или как…

«Значит, – подумал Лютенс, стоило увидеть симпатичную девицу, и сразу из меня наружу полезли христианские ценности. Вот уж воистину верно сказано: «Бойся первых побуждений, они, как правило, бывают благородными». А так всё нормально идёт, экспромты по-прежнему выходят качественно…»

– Держи. – Девица достала из нагрудного (на симпатичной такой груди) кармана рубашки флеш-карту, прицепленную к длинной серебряной цепочке.

– Сбрасывай. И сразу стирай, при мне…

Вот как раз тот редкий случай, когда шпионские возможности аппарата пригодились. Лютенс вставил флешку в разъём, скачал на неё фотографию, заодно переписал в память «телефона» и содержимое флеш-карты целиком (может, что интересное обнаружится, сейчас молодёжь стала такая неосторожная, хранят в компьютерах откровения, что тридцать лет назад в шифрованных записях личным дневникам не доверяли), ну и копию фотографии, естественно.

– Готово. Теперь смотри. – Он выбрал в меню функцию «Удалить», показал девушке.

– Ну? Стираю?

Девушка упрямо сжала губы, кивнула.

Лютенс нажал кнопку. По экрану пробежала волна разноцветных ромбиков – и всё. Чисто.

– Варварство, – вздохнул Лютенс. – Словно своей рукой тебя из сердца вырвал. Слушай, у меня настоящие фотографы есть, давай, в натуре, фотосессию заделаем, опубликуем, а то и календарь отшлёпаем, с мотоциклами и вообще… Прилично заработать можно. Ты барышня очень даже нестандартная. Без всякой порнухи, просто красивые намёки… Неужто тебе до этого ни разу не предлагали? Не поверю. Ты ведь уже совершеннолетняя?

– Я всё-таки повторю тебе те слова, что воспитанные девушки не говорят. Давай, уё.. отсюда, Володя…

Интересная, прямо интересная девушка, и становится всё интереснее. А он ведь действительно её хотел одноразово использовать, сейчас же кажется – есть варианты поинтереснее. В своей конторе Лютенс слыл мастером вербовки, правда, в России ему ещё не приходилось особо блистать своим искусством: в тусовках «креаклов» желающие сразу, без преамбул, продаться, и не задорого, могли бы составить очередь не короче, чем в консульском отделе посольства.

– Странная ты, – очень натурально вздохнул разведчик. – Другие на собственной свадьбе готовы догола раздеться и на столе танцевать, чтобы в календарь или «Плейбой» попасть. Тысяч за пятьдесят баксов, сама понимаешь. Но я чужие принципы уважаю. И подошёл к тебе совсем не за этим, и заработок куда поскромнее имел в виду…

Всё же чем-то Лютенс девицу тоже задел, раз она до сих пор не уехала. Грубила, но слушала. Красавцем он себя не считал, внешность имел довольно простонародную, тело крепкое, рост 185 и вес 95, но на сорок свои не выглядел, что-то вокруг тридцати пяти – тридцати семи. Нормальный мужчина, любая женщина сразу поймёт, что – надёжный. Потому что взгляд не блудливый, не запуганный, не бегающий и не масленый, не похотливый. Умные дамы такие моменты сразу просекают. Да срабатывал и журналистский бейджик, слова он подбирал неплохо, хотя и на чужом языке. Впрочем, когда нужно, он переключался без усилий и думал по-русски, пожалуй, лучше, чем по-английски. Не американец же он – немец, мать тоже настоящая немка, причём из остзейских немцев, а это уже почти и Россия. Поэтому русский язык к его характеру лучше подходил, не зря же с самого начала он по-русски начал говорить совершенно без акцента, если, конечно, легенда другого не требовала.

– Ну и?..

– Думал попросить, если других срочных дел у тебя нет, прокатить меня на твоей швейной машинке по Колечку и по нескольким радиусам, где проезд не закрыт. Заплачу, как правильному таксисту, два счётчика. Могу добавить ужин в кабаке Дома журналиста…

В Домжур он её вести, разумеется, не собирался, там он за своего «не проканает», и пришла ему эта идея только что, но если бы вдруг согласилась, есть места и получше, чем забегаловка на Никитском бульваре.