– НЕТ! – Рык потряс весь дом. – Я сказал – нет!

Мне оставалось лишь вжаться в подушку, испуганно глядя на нависшего надо мной магистра, я даже всхлипнуть побоялась.

– Никогда! – От его голоса у меня внутри все содрогнулось. – Никогда не смей даже думать об этом! Ты моя, Дэя! МОЯ!

О Бездна, с кем я связалась?

– И ты никогда не получишь права от меня отказаться! Никогда, Дэя! – Он не говорил, он рычал!

У меня сердце билось, словно птица в силках, руки дрожали, как, впрочем, и вся я, и страшно было, так страшно… Мне, когда я его прокляла, так страшно не было!

И магистр понял, увидел мой страх и остановился. Выпрямился, скрестил руки на груди и смерил меня долгим, тяжелым взглядом. Затем с ледяной холодностью резюмировал вышесказанное:

– У тебя нет права отказаться от меня, Дэя. Я не давил, я не настаивал, я не требовал. Я даже о своих чувствах не говорил. Это было твое решение, Дэя, и ты его приняла. А права на ошибку я тебе не предоставлю, родная! Никогда! И не отпущу тебя. Смирись, если не желаешь просто принять это как данность!

А затем он резко склонился и прорычал мне в лицо:

– И чтобы я больше не слышал даже намека на расторжение помолвки! Ни единого!

И вот после этого лорд Тьер выпрямился, развернулся и ушел, напоследок хлопнув дверью.

А я осталась дрожать от ужаса… в буквальном смысле. Но вскоре почему-то провалилась в сон, и подозреваю, что причина была в лекарстве.

Я то проваливалась в дрему, то балансировала на поверхности сознания, не просыпаясь, но и не засыпая полностью. Все прислушивалась к воющей за окном метели, к шорохам в доме… Точнее, я хотела бы их услышать, эти шорохи, но дом был пуст и тих, и лорда-директора в нем не было.

Магистр вернулся далеко за полночь, некоторое время сидел в гостиной перед камином, я слышала, как позвякивала бутылка о стакан, как ревело пламя… А вскоре, неслышно шагая, Риан вошел в спальню. Долго стоял надо мной, потом, раздеваясь, направился в душ. Я не видела его, не было сил даже глаза открыть, но слышала отчетливо. Как шумит ткань брошенного камзола, как с тихим стуком ложится на спинку стула перевязь с мечом…

Но я почему-то до последнего не верила, что лорд-директор ляжет со мной в одну постель, это казалось просто невероятным, и это все же случилось. Риан осторожно опустился на кровать с противоположной от меня стороны, а затем придвинулся ближе, совсем близко, но при этом не касаясь меня ничем. И только его дыхание, с легким запахом вина из каррисы, я ощущала на себе… недолго.

– Дэя, – полушепот-полустон, – Дэя… Моя маленькая гордая Дэя… что же ты со мной делаешь? Дэя…

И легкое прикосновение губами к моему плечу…

– Дэя…

Его рука скользнула по моей ноге, забралась под ткань рубашки, мягко легла на бедро… Судорожный вздох и снова полустон:

– Дэя…

Я лежала на боку, спиной к нему и только вздрогнула, когда Риан обнял и всем телом прижался ко мне… такой сильный, могучий… Ужасающе волнителен – это про него. Потому что мне было и страшно, и… волнительно. И так отчетливо ощущалось, как его горячая ладонь медленно поднимается выше по ноге, скользит по изгибу бедра, опускается на мой вздрагивающий от каждого его прикосновения живот…

– Не спишь, – неожиданно догадался лорд Тьер.

– Нет, – с трудом прошептала я.

– Жаль. – Он мгновенно убрал руку, поправил ночную рубашку и даже натянул… до колен.

Но при этом не отстранился, и я ощущала, как вздымается его грудь, как напряжен он сам…

– Как ты себя чувствуешь? – чуть хрипло спросил магистр.

– Лучше. – Но в горле пересохло, и говорить было тяжело.

Риан поднялся, зажег неяркий свет, набрал воды в бокал, подошел, сел на край постели возле меня и, приобняв за плечи, помог подняться. И пока я пила, меня все время один вопрос тревожил, и, вернув бокал лорду-директору, я все же решилась его задать:

– А если бы я спала?

Магистр переставил бокал на столик, все еще придерживая меня, затем, глядя в мои глаза, глухо спросил:

– В смысле?

Наверное, не стоило поднимать данную тему, но я все же произнесла:

– Почему жаль, что я не спала?

Он смолчал, но взгляд неожиданно стал тяжелым.

– Просто непонятно. – Несмотря на то, что говорить я могла уже нормально, голос упал до шепота. – А что было бы, если бы я спала?

В ответ – тишина. Мрачная, малоприятная тишина. Затем тяжелый вздох и вопрос: