Они с Джосией уселись напротив, выложили планшеты и подрегулировали кресла, будто готовясь к многочасовой и почти наверняка муторной работе. Мэй выдавила улыбку.
– Как ты знаешь, – сказала Дениз, заложив за ухо темную прядь, – мы из отдела кадров, и сейчас у нас просто рутинная беседа. Мы каждый день беседуем с новыми членами сообщества по всему кампусу и особенно рады повидаться с тобой. Ты такая загадка.
– Я загадка?
– Еще какая. Я много лет не встречала сотрудника, настолько, как бы это выразиться, окутанного тайной.
Мэй не знала, что ответить. Она бы не сказала, что окутана тайной.
– И я подумала, может, нам стоит для начала поговорить о тебе, а потом, когда побольше о тебе узнаем, обсудить, как тебе комфортнее влиться в жизнь сообщества. Нормально?
Мэй кивнула:
– Конечно. – Она поглядела на Джосию – тот пока ни слова не сказал, только наяривал на планшете, печатал там и что-то двигал.
– Хорошо. И, пожалуй, первым делом нужно сказать, что ты нам очень нравишься.
Сверкнув голубыми глазами, наконец заговорил Джосия:
– Еще
– Спасибо, – сказала Мэй, уверившись, что ее увольняют. Она переборщила, попросив добавить родителей в страховку. Как ее угораздило, ее же саму только что наняли?
– И работаешь ты замечательно, – продолжала Дениз. – Средний рейтинг – 97, и это великолепно, особенно для первого месяца. Ты удовлетворена своими показателями?
– Да, – наугад ответила Мэй.
Дениз кивнула:
– Хорошо. Но, как ты знаешь, у нас тут дело не только в работе. Точнее говоря, не только в рейтингах и одобрении. Ты не винтик в машине.
Джосия с жаром потряс головой – мол, нет, ни в коем случае.
– Мы считаем, что ты полноценный, познаваемый индивид с бесконечным потенциалом. И ключевой член нашего сообщества.
– Спасибо, – сказала Мэй, уже усомнившись, что ее увольняют.
Дениз болезненно улыбнулась:
– Но, как ты знаешь, с позиций сцепления с сообществом у тебя была пара глюков. Мы, разумеется, прочли отчет об инциденте с Алистэром и его португальским бранчем. Твое объяснение вполне понятно, и мы рады, что ты, похоже, отчетливо сознаешь, в чем тут суть. Но, с другой стороны, ты почти не ходишь на ивенты вечерами и по выходным – разумеется, это абсолютно по желанию. Хочешь ли ты что-нибудь добавить, прояснить нам ситуацию? Скажем, с Алистэром?
– Только то, что я ужасно сожалею и совсем не хотела его обидеть.
Оба улыбнулись.
– Хорошо, очень хорошо, – сказала Дениз. – И твое понимание ставит меня в тупик, потому что его не удается соотнести с твоими поступками
– А что, в выходные была работа? – Мэй порылась в памяти. – Я что-то пропустила?
– Нет-нет-нет. В выходные не было никакой, ну, обязательной работы. Но это не означало, что тысячи людей не тусовались в субботу и воскресенье, не развлекались в кампусе и не занимались кучей всего.
– Я понимаю, да. Но я была дома. Папа заболел, я ездила помочь.
– Мне очень жаль, – сказал Джосия. – Это связано с его болезнью?
– Да.
Джосия сочувственно скривился, а Дениз всем корпусом подалась к Мэй:
– Понимаешь, тут-то и возникают вопросы. Мы об этом эпизоде ничего не знаем. Ты обратилась к другим сфероидам в тяжелую минуту? Ты знаешь, что в кампусе есть четыре группы для сотрудников, которые столкнулись с рассеянным склерозом? Из них две – для детей больных. Ты туда обратилась?
– Пока нет. Я собиралась.
– Ладно, – сказала Дениз. – Давай на секундочку отложим, потому что это поучительно: ты знала о группах, но обращаться туда не стала. Ты ведь понимаешь, как важно делиться информацией об этом недуге?
– Понимаю.
– И как важно делиться знаниями с теми, у кого больны родители, – ты же сознаешь, в чем польза?
– Естественно.