«Мэй, ты прекрасна».

«Отличная работа, нуб».

«Значит, никакой тебе верховой езды. Может, лама?»

Она продралась сквозь остаток дня и только в шестом часу заметила, что телефон мигает. Она пропустила три сообщения от матери. Прослушала – и во всех говорилось одно и то же: «Приезжай домой».

Мчась по холмам и сквозь тоннель на восток, она перезвонила и выяснила подробности. У отца случился приступ, отвезли в больницу, велели на ночь остаться под наблюдением. Пускай Мэй едет прямо туда – но когда она приехала, отца уже не было. Она снова набрала номер матери.

– Где он?

– Дома. Прости. Только что вошли. Я не думала, что ты так быстро доберешься. Ему получше.

И Мэй помчалась домой, а когда примчалась, задыхаясь, злясь и страшась, на дорожке увидела «тойоту», пикап Мерсера – и ее мозг словно швырнули в терновый куст. Только Мерсера здесь и не хватало. Сцена и так неприглядная – а с ним еще сложнее.

Она открыла дверь и увидела не родителей, но гигантскую бесформенную тушу Мерсера. Он стоял в прихожей. Видясь с ним после перерыва, она всякий раз содрогалась: какой огромный, какой комковатый. Волосы отросли, отчего он казался еще больше. Голова заслоняла люстру.

– Услышал твою машину, – пояснил он. В руке он держал грушу.

– Ты тут зачем?

– Они позвонили, попросили помочь.

– Пап?

Она кинулась мимо Мерсера в гостиную. Отец отдыхал, вытянувшись на диване, и смотрел по телевизору бейсбол.

Головы он не поднял, но перевел на нее взгляд:

– Привет, лапуль. Услышал, как ты подъехала.

Мэй села на журнальный столик и взяла отца за руку.

– Ты как?

– Нормально. Перетрусили. Началось сильно, потом рассосалось. – Он почти незаметно сдвигал голову, пытаясь заглянуть Мэй за спину.

– Бейсбол хочешь смотреть?

– Девятый иннинг, – сказал он.

Мэй убралась с дороги. Вошла мать.

– Мы позвонили Мерсеру, чтоб он помог папу в машину перенести.

– Я не хотел по «скорой», – вставил отец, не отрываясь от игры.

– Так что, приступ был? – спросила Мэй.

– Они не поняли, – сказал Мерсер из кухни.

– А давай мне родители ответят? – крикнула она.

– Мерсер – наш спаситель, – сказал отец.

– Почему вы не позвонили сказать, что все не так серьезно? – спросила Мэй.

– Так было-то серьезно, – ответила мать. – Я и позвонила.

– А теперь он смотрит бейсбол.

– Теперь не так серьезно, – сказала мать, – но сначала мы даже не понимали, что происходит. И позвонили Мерсеру.

– Он мне жизнь спас.

– Вряд ли Мерсер спас тебе жизнь, пап.

– Я не говорю, что умирал. Но ты же знаешь, я ненавижу этот цирк – фельдшеры, сирены, все соседи в курсе. Мы просто позвонили Мерсеру, он приехал через пять минут, посадил меня в машину, довез до больницы, и все. Совершенно другое дело.

Мэй кипела. Она мчалась два часа, в панике по красной кнопке, а отец валяется на диване и смотрит бейсбол. Она мчалась два часа – а дома торчит ее бывший, и родители назначили его героем. А она кто? Она тут вроде и ни при чем. Она лишняя. Она мигом вспомнила, сколь многое не нравилось ей в Мерсере. Он любил, когда его считали добрым, но делал так, чтоб до всех это наверняка дошло, и Мэй бесилась, целыми днями выслушивая, какой он добрый, и честный, и надежный, и бесконечно сострадательный. Однако с ней он был иным – куксился, то и дело закрывался, когда был ей нужен.

– Хочешь курицы? Мерсер привез, – сказала мать, и Мэй решила, что это хороший повод на пару минут, а то и на все десять отлучиться в уборную.

– Схожу почищусь, – пробормотала она и быстро удалилась наверх.

Позже, когда все поели, описали друг другу минувший день, обсудили, как отец пугающе слепнет, как у него сильнее немеют руки – врачи говорили, что эти симптомы нормальны и поддаются лечению или хотя бы контролю, – позже, когда родители отправились