всегда, – но и готовится известными шеф-поварами, которые сменяются каждый день. Шеф-повара от такой публичности млели – тысячи сфероидов ставят смайлики, квакают, постят фотографии, – программа с первого дня пользовалась дикой популярностью, и теперь в кафетериях было не продохнуть от посетителей и, надо полагать, новых идей.

Посреди этой вечерней суматохи Мэй жевала, но на душе скребли кошки, а в голове эхом отдавались загадочные слова Кальдена. Впрочем, по счастью, ей было на что отвлечься. Битва комиков оказалась предсказуемо чудовищной и смешной, несмотря на безграничную некомпетентность участников, пакистанский благотворительный прием очень вдохновлял – в результате для школы собрали 2,3 миллиона смайликов, – а на барбекю Мэй позволила себе второй бокал вина, после чего отправилась в общагу.

Номер оставался за нею уже полтора месяца. Больше не было смысла мотаться в квартиру – квартира дорогая, а в последний раз, когда Мэй приехала после восьми дней отсутствия, оказалось, что там зародились мыши. От квартиры Мэй отказалась и стала одной из сотни Поселенцев – сфероидов, которые переехали в кампус насовсем. Плюсы очевидны, а в списке ожидания уже 1209 человек. Сейчас в кампусе имелось жилье для 288 сфероидов, а недавно компания выкупила здание по соседству, бывший завод, и планировала перестроить его в общежитие еще на 500 номеров. Мэй апгрейдили – умные электроприборы, стенные экраны, жалюзи, и все с центральным управлением. В номере прибирались каждый день, холодильник комплектовали ее стандартным потребительским набором – за которым следил «Домовой» – и бета-продуктами. Доступно что угодно – только оставляй отзывы производителям.

Она умылась, почистила зубы, погрузилась в облачно-белую постель. После десяти вечера прозрачность была по желанию, и обычно Мэй уходила из эфира, едва отложив зубную щетку, – выяснилось, что людям интересна зубная гигиена, и кроме того, Мэй считала, что пропагандирует стоматологическое здоровье среди молодежи. В 22:11 она пожелала доброй ночи зрителям – их к тому времени осталось всего 98 027, и несколько тысяч пожелали ей доброй ночи в ответ, – сняла камеру и сунула в чехол. Выключать камеры «ВидДали» в номере разрешалось, но Мэй редко этим пользовалась. Понимала, что ночные съемки – скажем, то, как она ворочается во сне, – однажды могут пригодиться, и оставляла камеры работать. Спать с запястными мониторами она привыкала несколько недель – однажды расцарапала себе лицо, в другую ночь разбила экран на правом браслете, – но инженеры «Сферы» усовершенствовали дизайн, заменили твердые экраны гибкими, небьющимися, и теперь без браслетов Мэй словно чего-то недоставало.

Она сидела в постели, понимая, что заснет разве что через час. Включила стенной экран, хотела проверить, как там родители. Но их камеры «ВидДали» показывали сплошную черноту. Мэй послала родителям квак, не ожидая и не получив ответа. Отправила сообщение Энни, но и та не откликнулась. Мэй полистала ленту в «Кваке», прочла несколько анекдотов; с начала прозрачности она похудела на шесть фунтов, поэтому сейчас двадцать минут поискала себе новую юбку и футболку и где-то на восьмом сайте внутри нее снова открылся провал. Неизвестно почему она проверила, все ли еще лежит сайт Мерсера, – сайт Мерсера все еще лежал. Она поискала свежих упоминаний о Мерсере, новостей о его местонахождении – и ничего не нашла. Провал рос, распахивался, разверзалась бездонная чернота. В холодильнике стояло сакэ, с которым ее познакомил Фрэнсис, и Мэй встала, плеснула себе чересчур, выпила залпом. Зашла на портал «ВидДали», посмотрела на пляжи Шри-Ланки и Бразилии, успокаиваясь, согреваясь, а потом вспомнила, что несколько тысяч студентов, называвших себя ДальноВидцами, разъехались по всей планете и ставят камеры в самых отдаленных районах. Она поглядела, что показывает камера из деревни в пустыне Намибии – две женщины стряпали, в отдалении играли дети, – но вскоре почувствовала, что провал разрастается вновь, а крики громче, голоса нестерпимо шипят из-под воды. Она снова поискала Кальдена, сочиняя ему новую, решительно иррациональную орфографию, сорок пять минут листала портреты в справочнике компании и никого даже отдаленно похожего не нашла. Выключила камеры в номере, налила еще сакэ, выпила, забралась в постель и, вспоминая Кальдена, его худые ноги, его ладони, его длинные пальцы, левой рукой стала по кругу тереть соски, а правой сдвинула ластовицу трусов, погладила себя как будто языком – его языком. Не подействовало. Но сакэ растворяло тревогу в мозгу, и наконец, незадолго до полуночи, к Мэй пришло некое подобие сна.

– Итак, слушайте все! – сказала Мэй. Утро выдалось ясное, она была бодра и решила вбросить некую фразу, понадеявшись, что ее подхватят сфероиды и не только. – Этот день похож на все прочие дни тем, что на все прочие дни совсем не похож! – С этими словами она глянула на запястье – похоже, тезис за живое не задел. На секунду она пала духом, но сам этот день, его безграничные обещания вновь вознесли ее к радости. На часах 9:34, солнце вновь палит ярко и жарко, а кампус гудит и гомонит. Если сфероидам и нужны были доказательства того, что они живут в средоточии важнейших мировых событий, этот день им все доказал. С 8:31 кампус то и дело сотрясали вертолеты – они привозили руководителей крупнейших медицинских страховых компаний, министерств здравоохранения, центров борьбы с заболеваниями и всех крупных фармацевтических корпораций планеты. По слухам, наконец-то будет развернут обмен полной информацией между этими организациями, прежде разъединенными и даже враждовавшими, и когда все они будут скоординированы, а базы их медицинских данных откроются им всем – в основном благодаря «Сфере» и, что важнее, благодаря «АУтенТы», – станет возможно купировать вирусные эпидемии в зародыше, отслеживать болезни до самых истоков. Все утро Мэй наблюдала, как коммерческие управленцы, врачи и государственные чиновники весело шагают через кампус в только что построенный «Гиппокамп». Там они весь день проведут на совещаниях – пока закрытых; в дальнейшем обещаны публичные дискуссии, – а позднее состоится концерт некоего стареющего автора-исполнителя, который нравился только Бейли и прибыл отужинать с Волхвами накануне вечером.

Но для Мэй всего важнее то, что в одном из многочисленных утренних вертолетов наконец-то возвращалась домой Энни. Она почти месяц моталась по Европе, Китаю и Японии, сглаживая законодательные шероховатости, совещаясь с прозрачными руководителями стран, и, судя по количеству смайликов,