живших в большом городе еле-еле сводя концы с концами. Семъяза снял с одного из своих мёртвых преследователей плащ для путешествий в пустыне. Микроорганизмы, которым надлежало поглощать жару, были уничтожены прямым попаданием пары свинцовых пуль. Теперь плащ был просто плащом, способным скрыть наготу якудзы. Он надел его и покинул деревню. Отец Шайори не успокоится. Он пошлёт новых убийц уже в этот вечер, когда его люди не выйдут на связь. Так что времени почти нет. Нужно найти Шайори и спрятать её.
Семъяза шёл по пустыне, не останавливаясь на ночлег или отдых. Он восстановит силы потом. Сначала нужно встретиться с девушкой, нейронная татуировка которой красовалась на шее якудзы.
На утро второго дня якудза снова встретил старика. Вернее, сначала Семъяза обнаружил его следы, когда забрёл в мёртвый город, надеясь найти там скважину с водой. Но скважина была суха. Поэтому люди и покинули это место. Но кто-то уже был здесь – следы на пыльной дороге тянулись к скважине. Сначала Семъяза решил, что упустил ещё одного преследователя, надеявшегося выйти на Шайори, но затем якудза увидел уже знакомый кувшин и заполненный водой гуиноми. Это был старик. И старик умел искушать. Впрочем, второй раз попадаться на один трюк Семъяза не собирался.
Он осмотрел кувшин с водой, жалея, что не получил в своё время нейронную татуировку распознавания ядов. Хотя вряд ли в кувшине был яд. Семъяза огляделся, надеясь отыскать старика в одном из заброшенных окон, – ведь старое тело не может генерировать так много энергии, чтобы обеспечить бесконечную невидимость…
Он обернулся, услышав за спиной шорох. Даже не шорох, а звук жадных глотков. Никого за спиной не было, лишь гуиноми опустел. Старик выпил воду, но… Семъяза увидел свежие следы на пыльной дороге. Что ж, татуировка невидимости может обмануть глаза, но не законы природы. Семъяза метнулся к невидимому старику. Следы потянулись прочь: быстро, спешно, словно у дряхлого старца открылось второе дыхание. Якудза активировал нейронную татуировку преследования. Плащ мешал, раздирал обожжённую кожу. Семъяза сбросил его, решив, что воспользуется одеждой старика, когда свернёт тому шею и заберёт свои татуировки. Но следы, оставляемые невидимым человеком, двигались слишком быстро.
Деревня осталась далеко за спиной. Нейронная татуировка преследования перегрелась и взорвалась, вырвав из предплечья Семъязы кусок плоти. Якудза остановился, не понимая, как старик мог сбежать от него. Или же не сбежать? Семъяза видел, как следы приближаются к нему. Он достал из ножен заскучавший наномеч.
– Ты можешь забрать мои татуировки, но моя рука останется, как и прежде, твёрдой, – предупредил старика Семъяза.
Татуировки на правой руке побледнели и покинули покрытую ожогами кожу. Образ старика проявился на безопасной близости. Семъяза молниеносно метнул в вора меч. Сталь вспорола воздух, но старик уже переместился в другое место. Наномеч упал в пыль. Якудза подобрал его почти мгновенно, но старик-азиат снова находился от него на безопасном расстоянии. Семъяза мог поклясться, что вместе с нейронными татуировками этот хитрец каким-то образом приобрёл ещё и молодость. Но татуировки он воровал у якудзы, а молодость черпал откуда-то извне. Семъяза не чувствовал, что стал старше, наоборот, израненное тело, казалось, омолаживается. Пропала даже пара свежих шрамов, полученных во время ареста.
Якудза притворился, что едва стоит на ногах, затем активировал нейронную татуировку ловкости и метнулся к старику-азиату. Вор замешкался на мгновение, но всё-таки успел скрыться раньше, чем Семъяза снёс ему с плеч голову. Наномеч рассёк воздух и, казалось, разочарованно вздохнул.
– Ты не сможешь ускользать вечно! – зарычал Семъяза, устремляясь за стариком, следы которого уже растаяли в начинавшихся пустынных сумерках.
Татуировка ловкости позволяла якудзе двигаться как ветер. Вдобавок к ней он активировал татуировку гнева, способную высосать из тела все силы, но увеличивающую в разы способности активированной ловкости.
Преследование продолжалось почти всю ночь. Ближе к полуночи активированные татуировки Семъязы начали сбоить, но вместо того, чтобы сгореть от перегрузок, просто растаяли, покинув его кожу. Это не остановило якудзу.
– Я доберусь до тебя, даже если моя кожа станет чистой, как у младенца! – закричал он старику.
Утро осветило пустыню, которая теперь медленно переходила в саванну. Преследование превратилось в смертельную схватку. И Семъяза готов был умереть. Это был вызов. Он не знал, насколько ещё хватит сил и сколько на его теле осталось нейронных татуировок, но он не собирался останавливаться. Обгоревшие ботинки сносились до дыр, ступни кровоточили. Якудза продолжал бежать. Он не остановится, пока бьётся сердце или пока… Он замер, увидев, как старик, вернее, уже не старик, а молодой азиат, нырнул в гигантский разлом, к которому привела их погоня. Сердце в груди ёкнуло и остановилось. Якудза не понимал, как могло так случиться, что старый вор привёл его к месту встречи с Шайори.
«Может быть, я всё ещё нахожусь в «Тиктонике»? – подумал Семъяза. – Может быть, это часть моего исправления? Почему тогда я помню об аресте? Нет, система так не работает». Он вздрогнул, услышав далёкий голос Шайори. В гигантском, уходящем за горизонт разломе, вспоровшем саванну, кишела жизнь. Голос любимой женщины сливался со звоном ручья. Кричали птицы. Якудза видел семью шимпанзе. Самец недовольно смотрел на чужака. Где-то далеко внизу раздавался треск, рождённый стадом слонов. И… Сердце замерло в груди. Крик Шайори казался острее клинка.
Якудза обнажил меч и начал спускаться в разлом. Вор ждал его. Вор, тело которого покрывали нейронные татуировки Семъязы. У самого Семъязы осталась лишь одна – татуировка Шайори, сделанная незадолго до ареста. Но вор не хотел забирать эту нейронную копию. Ему нужен был оригинал. Он уже забрал у якудзы навыки, забрал зрелость, забрал даже лицо, а теперь хотел забрать любимую женщину.
«Всё это не может быть явью, – говорил себе Семъяза, спускаясь по отвесным склонам разлома. – Наверное, это какая-то маскировка, какой-то