Начал я с места своей смерти на асфальте вертолётной площадки. Потом я пошёл обратно по отметкам маршрута. Путь оказался извилистым, прерывистым и трудноуловимым. Времени немало прошло. Станции метро, континентальные узлы связи, орбитальные паромы и частные подводные лодки.
Я возвращался двенадцать дней, как рыба, идущая против течения, улавливая знакомые очертания в мутной глубине, по миру, сотрясаемому Красным Кодом.
Мир кричал от боли, содрогался в корчах и искал виновных.
Еле договорились о происхождении Красного Кода – техногенная ошибка. Её связывали с амбициозным проектом глобального управления инфраструктурой здоровья, затеянного Кризисменеджментом. Все, у кого есть средства связи инвитрио – а это, считай, всё человечество, – в группе неизбежного риска. Единственное препятствие – протокол связи медботов у некоторых маргинальных групп. У бодидрайверов и геронтократов он нестандартный. Но принимать его внутрь тоже чревато.
Я тем временем спал на обочинах общественных терволаторов и ел еду, отобранную у домашних животных.
На десятый день моего путешествия сетевыми подрывными эпидемиологами было объявлено, что именно геронтократы Кризисменеджмента в состоянии пренебрежимого старения – резервуар обитания Красного Кода. Источник заразы.
И Кризисменеджмент пал. На мне это никак не отразилось, мне было всё равно, тех ли геронтократов назначили виновными. Я плыл себе мимо полыхающих деяний социального бунта и кровавых мальтузианских выбраковок, как тихая рыба в глубине штормового моря.
Я нашёл дом в безлюдном кондоминиуме, в охваченном волнениями поселении в глубине пустыни, в длинной тени угрюмой Пирамиды очередного генного культа. Дом заброшенный и забытый. Уже разграбленный. Почему-то мне было горько на душе.
– Узнаёшь? – спросил я у своего отражения в треснувшем окне.
В доме кто-то разводил костёр, разогревал на нём банки консервов и обжаривал мелкую городскую живность вроде котов и голубей…
Стены были расписаны обычной для эпох бунта примитивистской живописью.
Кого-то здесь очень не хватает…
Судя по обрывкам в разграбленном гардеробе, здесь жила женщина.
– Жена? Сестра? Мать? – спросил я у отражения в зеркальной стене разгромленной ванной. – Чего молчишь? Я вообще ничего не помню. Хреново…
Лёг на разодранную сырую постель. Уставился в потолок. Потолок незнакомый.
На моём счёте догорали последние энергорубли.
Я попытался узнать, кто здесь жил. Но на всех каналах шипел белый шум.
Я прожил там три дня, разыскивая хоть какие-то концы. Энергоснабжение время от времени пропадало. В городе дымили пожары, щёлкали выстрелы. Красный Код собирал глобальную жатву.
Я не обращал внимания – у меня здесь были свои дела.
В зеркале туалета отражалось типовое биомеханическое лицо, брови и ресницы, функциональная полимерная имитация, под чёрным капюшоном из пластиковой ткани грубого плетения – транспортировочная упаковка, в которую я завернулся, покидая рыбацкую деревню в другом полушарии.
– Кто-то же нас пристрелил, – пробормотал я, уставившись на своё отражение. Интересно, кто?
– Эй, ты! Ты же всё знаешь? Я прав? Скажи мне.
Мне нечего было сказать себе. Тогда я ударил головой в зеркало прямо в своё невыразительное лицо, раз ударил, два.
– Говори!
Когда осколки зеркала обвалились, а рана на лбу заплыла стараниями медботов, то в расколотом отражении я видел только свои белые глаза, разделённые кривой трещиной. Моё молчаливое прошлое смотрело мне глаза в глаза и не подавало знаков.
Ладно, значит и тут я один за всех.
Потом только обратил внимание, что за разбитым зеркалом что-то есть. Выломал острые осколки. Оказался тайник. В нём, в бархатной нише лежала карта памяти с файлом «Близнецы». Зодиакальный знак какой-то, что ли?
Неспроста он тут лежит. И что мне с ним делать? Использовать по назначению?
Запись «Близнецы» была долговременным проектом выращивания и воспитания каких-то детей, там были их сгенерированные портреты, рассчитаны этапы роста, моменты кризисов, склонности, привычки и прочая такая фигня. С ним явно работала женщина.
Нашёл в системном логе информацию о разработчике. Им оказался некий высокопоставленный офицер из той самой Пирамиды, что как раз нависает над этим раздираемым в клочья городом.
– Вот оно, значит, как, – пробормотал я.
Свет падал в нутро пустынной Пирамиды через обрушенные секции крыши, песок затянул полы, замёл коридоры, тихо мерцали огни аварийной сигнализации, реагировать на которые было некому. Тишь, сушь и запустение.